Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

Возвратимся теперь опять назад.

Шерубен задрожал всеми членами, когда к нему подошел граф Артов, и бросил на него умоляющий взгляд.

– Милостивый государь, – продолжал граф, – вы фат и подлец, и вы будете наказаны за это.

Граф медленно поднял пистолет и хотел уже спустить курок, как Шерубен бросился в ноги к нему и, ползая на коленях, умолил о прощении.

– Хорошо, – сказала Баккара, – ты будешь прощен, но только с условием, что ты расскажешь нам всю правду о том, что есть общего между тобой и маркизой Ван-Гоп?

– О! – прошептал радостно он. – Я сделаю все, что вы только прикажете, но только пощадите меня.

Баккара сделала знак графу, который тотчас же опустил свой пистолет.

– Да… да, – бормотал Шерубен, – я расскажу все, но вы защитите меня от них, иначе они убьют меня!..

– Кто они?

– Червонные валеты.

– Я не ошиблась, – вскричала Баккара, – берегись, если ты только утаишь хоть одно слово, то ты ничем тогда не спасешь своей жизни.

– Я все скажу, – пробормотал Шерубен.

И рассказал все, что знал: о червонных валетах и о том, что они делают, и какую он играл роль в деле с маркизой Ван-Гоп, и о пятимиллионном вознаграждении индианки…

– Но кто же начальник этого общества? – настаивала Баккара.

– Не знаю, – ответил Шерубен, – об этом знает только виконт де Камбольх.

– Хорошо, – проговорила молодая женщина, – мы проверим твои слова.

Шерубен встал тогда, думая, что он уже спасен.

– Ты исполнил одно, – заметила Баккара, – исполни же и другое.

– Все, что вы хотите!..

– Что это? – спросила она, показывая на флакон.

– Одуряющее вещество!..

– Не яд ли это?

– Нет, – ответил с полным убеждением Шерубен.

– В таком случае мы это узнаем сейчас же… Я сделаю опыт над тобою.

Шерубен, не предполагавший никогда, что Рокамболь подсунул ему яду, с радостью согласился испытать на себе эти духи и таким образом спасти свою жизнь.

– Если бы это был яд, – думала Баккара, – то Сара, вероятно, сказала бы мне об этом, а она только говорила, что эта жидкость лишает рассудка, так пусть же этот человек будет хоть этим наказан. Она подала флакон Шерубену и сказала:

– Откупорь его и понюхай несколько минут. Шерубен молча повиновался, предполагая, что в флаконе находится одуряющая наркотическая жидкость.

Он и не подозревал, что вдыхает смерть.

Затем Баккара оделась и, оставив его под надзором графа Артова, велела подать карету и поехала к маркизе Ван-Гоп.

Когда она приехала туда, то маркиза уже давно спала.

Баккара позвонила и передала лакею, который отворил ей дверь, что она просит разбудить маркизу, так как ей нужно сообщить маркизе одно очень серьезное дело.

Маркиза приняла Баккара, которая передала ей о всех кознях, которых она была жертвой, и, посвятив ее во все подробности дела, увезла ее к себе.

Когда маркиза Ван-Гоп и Баккара вернулись в отель на Монсейскую улицу, то Шерубен лежал, растянувшись на полу, лицом к земле.

Баккара предположила, что граф убил его, и громко вскрикнула.

Граф сразу понял ее и сказал:

– Это не я, а сам Бог!

И при этом он рассказал, что после ее ухода и под влиянием яда Шерубен предался особенной неудержимой бешеной веселости, вслед за которой наступило полное изнеможение. Стих прекратился, и Шерубен впал в какое-то ужасное оцепенение.

– Так он умер? – спросила Баккара.

– Умрет через несколько часов.

Тогда Баккара обернулась к маркизе, онемевшей от ужаса и отвращения.

– Маркиза, – сказала она ей, – человек этот оскорбил нас обеих, но он умирает… помолимся за его душу.

Обе женщины стали на колени и начали читать отходную, и дневной свет застал их все в том же положении около тела Шерубена-очарователя, который умер, не придя в разум.

Наказание червонных валетов уже начиналось.

Мы оставили маркиза Ван-Гопа в комнате, куда его спрятал Вантюр.

Преступник, ожидающий, что за ним придут, чтобы везти его на эшафот, вероятно, не испытывал таких страшных мук, какие испытывал теперь маркиз, оставшись один с пистолетом в руках.

Он пришел сюда, чтобы убить… убить женщину, которую он так любил в продолжение двенадцати лет.

У маркиза на лбу выступил холодный пот.

Между тем в его душе все еще оставалась надежда на то, что она, может быть, еще не придет.

Каждый шум на улице вызывал у него нервную дрожь.

Вдруг раздались на лестнице чьи-то шаги.

Маркиз судорожно сжал пистолет.

Дверь отворилась, и вошла – женщина… но это не была маркиза.

Это была Фанни, бывшая горничная Баккара, преданная всей душой и телом сэру Вильямсу и которую червонные валеты поместили у мадам Маласси.

Она села к камину и развалилась на кушетке с непринужденностью герцогини.

Вероятно, она знала, что маркиз видит ее.

– Что за мучение! – ворчала она довольно громко, – ждать ежедневно, как барынина приятельница является на свидание со своим милым дружком… Признаюсь, что со стороны моей барыни крайне глупо и позорно уступать свой дом для подобных свиданий. Пусть она сегодня придет сюда одна… на дворе настоящий собачий холод.

Маркиз пришел в необыкновенную ярость, услышав этот циничный разговор: итак, тайна его позора была в руках горничной, как уже была в руках лакея… и в его душе разбилось и исчезло последнее чувство жалости, которое он все еще питал к той, которую он так любил в продолжение целых двенадцати лет.

Спустя четверть часа после этого на лестнице снова раздались шаги.

– Ну, – громко сказала горничная, – вот и маркиза. И при этом она встала и приняла почтительное положение, но, обернувшись назад, Фанни невольно вздрогнула и отступила назад как бы перед каким-нибудь привидением. Это была не маркиза!

Вошедшая женщина была высокого роста, закутанная в большой плащ.

Маркиз никогда не видал ее.

Это была Баккара.

Она сняла с себя плащ и явилась во всей прелести своего роскошного стана.

– Здравствуй, Фанни! – проговорила она спокойно. Фанни поклонилась и отступила еще дальше от нее.

– Гм, кажется, ты боишься меня, крошка! – заметила, смеясь, Баккара.

– Нет… – пробормотала она.

– Ты, как я вижу, не ждала меня?

– Я думала, что вы уже умерли.

– Это все может быть.

Фанни вздрогнула.

– Но ведь и мертвые возвращаются… и кулаки у них здоровее живых. (И при этом она дернула так за руку Фанни, что та невольно вскрикнула от боли. Баккара опять рассмеялась.)

– Ты из этого можешь заключить, что я хотя и привидение, но, однако, все еще сильна по-старому… Садись, мне надо поговорить с тобой.

Фанни дрожала всем телом и не садилась.

– Ну, – повторила Баккара, – садись и поговорим. Сказав это, она толкнула ее в кресло.

– Что вам угодно от меня? – шептала испуганная горничная, вспомнив с ужасом о той страшной ночи в сумасшедшем доме, когда Баккара чуть не убила ее.