Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

Беруто знал свою госпожу и потому не смел возражать ей.

Двадцать минут спустя она вошла в старый отель, где было подземелье Ивана, Беруто следовал за ней.

Она спустилась вниз, отворила форточку подземелья, где лежал Милон, притворяясь мертвым, заглянула туда, но с быстротой молнии обернулась, воскликнув: «Измена!»

И она всадила свой стилет в горло Беруто по самую рукоятку.

– Ко мне, Милон, – прохрипел Беруто.

Милон высадил плечом дверь и очутился лицом к лицу с Василисой, подбежав к ней, сжал ее так сильно, что та вскрикнула от боли, но проворно освободилась и нанесла удар Милону стилетом, затем пустилась бежать по лестнице, но на последней ступени Милон догнал ее вторично. Она, обернувшись, ударила его еще раз и пустилась к коридору, где, прислонившись к стене, ожидала Милона.

Действительно, Милон, ослепленный яростью и жестокой болью, ринулся снова на нее.

Василиса прыгнула и ударила его в третий раз, но Милон, несмотря на всю боль, повалил ее на пол, стал коленкой ей на грудь и, взяв кинжал в руки, хотел уже нанести удар.

Но графиня, не потеряв присутствия духа, сказала:

– Единственный шанс, который у меня был к спасению, так это кинжал, который перешел в твои руки.

– Вы хотите помолиться… извольте, но я вас должен убить; господин так сказал, – и он слегка отпустил ее.

– Изволь, можешь убить меня, но знай, что в ту минуту, когда ты меня убьешь, твой барин погибнет.

– Как так?

– Слушай, человек, который любит меня, находится подле Рокамболя, и если этот человек не увидит меня в продолжение часа, он заколет его.

– Вы лжете!

– Хочешь доказательства, свяжи меня и ступай за фиакром, я тебя провожу туда, где Рокамболь находится в опасности.

Милон попался в ловушку.

– Мне не нужно связывать вас, пойдемте, вы пойдете впереди, а я за вами и при малейшей попытке к бегству всажу вам кинжал в сердце.

– Согласна и на это, – она встала, оправившись, взглянула на Милона и сказала:

– Ты похож на мясника. – И пальцем указала ему на длинный плащ Беруто.

Милон завернулся в плащ, чтобы скрыть покрывавшую его кровь.

Сев в фиакр, Милон почувствовал, что силы его оставляют, ибо кровь его понемногу уходила, но он все-таки держал стилет в руках.

– Зачем вы везете меня на Елисейские поля?

– Оттуда мы отправимся в предместье Сент-Оноре. Ясно, что Василиса хотела только выиграть время. По мере того как экипаж катился по каменной мостовой, силы стали покидать Милона, наконец, он, закрыв глаза, проговорил:

– Ох… я, кажется, умираю.

Улыбка снова показалась на губах тигрицы.

– Я предвидела это… – сказала она себе, – я свободна.

И она, взяв стилет, который Милон уронил, вышла из фиакра, сказав кучеру:

– Мой друг, вот двадцать франков, вы свезете этого человека – он мой слуга – домой. Меня зовут графиня Артова, и я живу в улице Пепиньер.

И она ушла, говоря себе: «Нас двое теперь, мой Рокамболь; не Ивана жизнь мне нужна, а твоя. На тебя перейдет вся ненависть, которую я питаю к Ивану».

Двадцать минут спустя графиня проходила мимо театра Фоли-Мариньи, она должна была остановиться, чтобы дать проехать фаэтону.

Она подняла голову и вздрогнула.

Молодой человек правил лошадьми, возле него сидело восхитительное дитя лет четырех или пяти. Василиса узнала: это был виконт Фабьен д'Асмолль с ребенком.

Она предназначила это дитя адскому гению де Морлюкса.

Василиса вспомнила Петра, мнимого Ивана, которого графиня Артова избила и на которого она могла рассчитывать.

Она нашла его и спросила, намерен ли он еще мстить?

– О, да, – отвечал он.

– В таком случае ступай, седлай лошадь и скачи прямо, ты должен встретить темный фаэтон, запряженный парой вороных лошадей, в нем увидишь человека с маленьким мальчиком, ты должен следить за ним и рассказать мне все.

– Слушаю.

Вернемся к графине Артовой. В кабинете ее сидели Рокамболь, Иван и она; они успели рассказать Ивану все: любовь де Морлюкса к Мадлене, отношения Аженора с Антуанеттой.

– Наказание де Морлюкса, – прибавил Рокамболь, – начнется с того, как он увидит Мадлену под руку с вами.

В это время слуга доложил о приходе Аженора. Он принес все нужные бумаги.

– Посмотрите, – сказал он, – вот купон в сто двадцать тысяч ливров годового дохода, потом дарственная запись на имя Мадлены, далее права на владение землями в Богемии и Венгрии, – полюбуйтесь, до чего сильна страсть моего дяди; к свадьбе уже все готово, я добился, что моя свадьба будет восемью днями раньше, чем дядина. О Боже, – прибавил он в заключение, – Антуанетта наконец моя.

В это время вошел испуганный слуга.

– Сударыня… сударыня… большое несчастье, там на дворе какой-то старик в обмороке и покрыт кровью. Кучер говорит, что его ранила какая-то женщина…

Милон был ранен и, казалось, был мертв, но, к счастью, раны не были смертельны.

Лекарство привело Милона в чувство.

– О, теперь я могу умереть, – прошептал он, открыв глаза. – Вы спасены, господин.

– Спасен? – воскликнул удивленный Рокамболь.

– Да, потому что я хотел ее убить, но она сказала мне, что этим же ударом я убью и вас.

– Придется, быть может, начинать сначала, – проговорил Рокамболь и выбежал…

Петр-мужик отдавал отчет Василисе.

– Догнав фаэтон, против известного каретника Леонорье, я зашел туда. Хозяин обещал, что какая-то коляска будет готова завтра. «В таком случае я заеду с женой», – сказал д'Асмолль. Когда виконт хотел уходить, каретник заметил меня. «Что вам надо?» – спросил он. – «Я русский кучер, – сказал я, – и в ожидании места объезжаю лошадей у многих купцов, если б вы подумали обо мне…» – «Приходите завтра», – сказал он. Только что я хотел уйти, тот господин вернул меня: «Явитесь завтра ко мне. Я виконт Фабьен д'Асмолль и живу в улице Виль л'Евек. Я вас, может быть, возьму». – «Я во всю свою жизнь исполнял только два ремесла: кучера и кузнеца», – проговорил я. – «Вы кузнец? Так не можете ли мнепочинить сани русской работы?» – И я взял на себя починку саней.

– Слушай, – проговорила Василиса, – ты очень смышленый малый; нужно украсть ребенка, которого ты сегодня видел.

Мужик вышел.

Несколько секунд спустя Василиса услышала за собой шум… вошел Рокамболь, держа в руке кинжал.

Василиса, испугавшись, схватила свой стилет, еще запачканный кровью Милона. Рокамболь вырвал его из ее рук.

– Чего вы хотите?

– Двух вещей, только не старайтесь кричать, ибо раньше, чем слуги ваши придут, я вас убью…

– Буду молчать, – проговорила Василиса.

– Неужели вы могли думать, сударыня, что примиренье Рокамболя с Баккара могло быть искренно… На галерах я нашел друга… и я взялся устроить счастье Мадлены, для того нужно было, чтобы я помирился с графиней Артовой.