Валерий Сосновцев - Имперский раб

– Да, да, капитан, я верю, – остановил его Ефрем. – Передайте штурвал рулевому и продолжайте исполнять устав.

Он ушел к себе. Но через час в каюту к нему постучали. Это опять был Лерн. Он с порога воскликнул:

– Видно, день сегодня не закончится тихо!

«Вот рвение-то!» – недовольно подумал Ефрем, но виду не подал и приготовился слушать.

Капитан заговорил шепотом:

– Только что мне доложил боцман, что во время нашего разговора у штурвала, под палубой, прямо под нами торчал О’Хил.

Ефрем сначала оживился, потом подумал и сказал:

– Ну и черт с ним, мы ведь о нем говорили. Пусть он теперь гадает, что ему может угрожать. Если он наш противник, то начнет нервничать, не зная о наших намерениях, и будет искать выход. Начнет ошибаться.

– Выходит, я был прав, – торжествующе шептал капитан. – Неспроста он следил за О’Брином!

Ефрем улыбнулся и спросил:

– У вас тоже свой штат осведомителей, мистер Лерн?

– Без этого в наше время не обойтись, сэр. – Улыбнулся в ответ капитан.

– Тогда велите отмечать каждый шаг, каждое слово этого О’Хила. А теперь дайте мне отдохнуть. Я устал… Только без меня ничего не делать?

– Слушаюсь, сэр! – отчеканил капитан и вышел.

«Да-а-а! – мысленно воскликнул Ефрем. – А мне поначалу казалось, что поплыву я по морю-океяну свободным от людского скотства! А тут всего полно: и воды, и грязи… Ну, делать нечего – буду выплывать…»

Почти весь следующий месяц плавания на шхуне «Параллель» был спокойным. И все же Ефрема не покидало душевное напряжение.

Мистер О’Хил оказался изворотливым малым. Он упорно старался выведать конечный порт плавания. Но делал это так, что придраться к нему было невозможно. Тогда Ефрем решил использовать желание капитана Лерна выслужиться. Ефрем подзадоривал его и, как ему показалось, вынудил капитана на прямой разговор с О’Хилом.

– Дружище Джим, – говорил капитан помощнику панибратски, – объясните наконец прямо, зачем вы исподволь стараетесь выяснить, в какой порт направит шхуну мистер Бирк?

Помощник капитана развел руками и сказал в недоумении:

– Согласитесь, капитан, я ведь просто обязан знать маршрут. По долгу службы. Вы поручили мне прокладку курсов, и я…

– Да, если только я сам не занят этим, – перебил капитан. – Я что-то не припомню, чтобы в этом плавании давал вам такие поручения.

Джим О’Хил потупился и молчал. Сразу не найдя себе оправдания, он решил выждать и придумать что-нибудь на ходу. Капитан сначала не торопил его, но потом не выдержал:

– Я жду, дружище Джим… Поймите, вы уже не раз выдали себя с головой… Скажите мне, я сохраню это в тайне, если хотите. Зачем вам знать конечный пункт прибытия шхуны?.. Учтите, что пока я спрашиваю не по обязанности.

Помощник капитана вздохнул и будто в порыве благородного отчаяния заговорил:

– Я верой и правдой служил Британской короне, сэр! Служил из убеждения, что счастье моей родины – в лоне империи. Но дьявол силен! Он смущает души многих моих земляков… Оттого моя милая Ирландия до сих пор истекает кровью…

Пораженный таким пылом и страстью, капитан поначалу застыл с открытым ртом, но спохватившись, тряхнул головой и перебил О’Хила:

– Я готов понять ваши чувства, Джим, но ни черта не понимаю, куда вы клоните. Говорите яснее.

– Яснее некуда, капитан. Корона жалует меня за мою службу. А земляки именно по этой же причине – нет.

– Понял! Вы боитесь… то есть опасаетесь… что мы пойдем в Ирландию, где вам будет… скажем, не очень-то уютно?.. Верно? – уточнил капитан.

Джим О’Хил коротко кивнул и застыл, склонив голову на грудь, явив благородную задумчивость и грусть, переходящую в скорбь, и даже в горе.

Когда Лерн доложил об этом разговоре Ефрему, тот ничего не ответил и отпустил капитана. Сам подумакл: «Зачем одному верному слуге короны прятать эту тревогу от других таких же слуг? Корона нанимает, корона и защищает. Что-то тут не так!.. Что?»

Ефрем ходил по каюте, переступая в такт качке. Он уже освоился и свободно балансировал на всегда подвижном полу. Снова и снова он задавал себе вопросы и искал на них ответы:

«Если О’Хил не надеется на защиту правительства, значит, о нем никто не печется.

Он бы мог не сходить на берег в Ирландии, в конце концов. Кто достанет его на корабле? Но он боится! Значит, предполагает, что придется сойти на берег.

В Лондоне же он ничего не боится. Там его не знает никто. Это значит, что в Ирландии он, видно, натворил таких дел, что опасается всего. А сойти в Ирландии он предполагает сам, по своей воле. Капитан не заставляет его это делать. Тем более теперь, когда он сам сказал все. Значит, что-то его влечет. Что именно?»

Ефрем ходил, садился, снова ходил. И упорно пытался додуматься: «Хорошо, попробуем так: О’Хил не знал и пока не знает, куда пойдет шхуна. Когда стало очевидно, что в Европу, забеспокоился. Высматривал, подслушивал. Чтобы уточнить, решил морочить голову капитану своей преданностью короне… Стой! Он же понимает, что где бы это ни произошло, судно покину только я один, а шхуна должна вернуться в Калькутту немедленно… Вот оно что! Сойти в любом случае решил и он. Чтобы заранее подготовиться, он и вызнавал, где я сойду. Зачем я ему?..»

Ефрем сел к столу и стал смотреть в кормовое окно на широкие ленивые океанские волны. Так вдруг захотелось обо всем забыть. «Какая мне разница, пусть этот ирландец делает что хочет! Ну чем он мне опасен? Ну, выкрадет сундук. Там ничего нет. Ограбить меня?.. Вообще-то может. В камзоле много чего зашито. Половину плавания я портняжил… Да, но он-то об этом ничего не знает… нет не за моим богатством он погонится… Что говорил о нем капитан?»

И тут Ефрем вспомнил рассуждения капитана у штурвала и все понял: «Сам я ему как раз и не нужен. Он охотится за моими секретами, чтобы потом ими торговать. За этим он и сойдет вслед за мной. Попытается убить меня и захватить сундук».

Он с улыбкой представил разочарованную рожу ирландца над своим сундуком. Там не было никаких бумаг. Заветную тетрадь Ефрем всегда хранил под одеждой на груди. Обмотал кожей и умудрился даже просмолить.

Шел третий месяц плавания. Ефрем все это время не только размышлял о шпионах. Он еще вникал в тонкости морской службы. Научился вязать узлы, немного работать с парусами. Лазал с матросами на мачты. Заставил капитана обучать его работе с секстаном, штурманскими таблицами, картами. Узнавал морские традиции. Словом, удивлял всю команду. Удивлял и вызывал к себе симпатию моряков. Нечасто им приходилось видеть важного джентльмена, добровольно пачкающего руки в смоле, болтающегося без страховки на реях, чтобы только узнать, как это делается.

«После таких трудов невольно молчаливым станешь! Рук не поднять, так намотаешься. Какое тут болтать!» – думал Ефрем.