Сергей Бортников - Брусиловская казна (сборник)

Лес всюду был одинаков. Высоченные сосны с наполовину голыми стволами, между которыми то тут, то там – тоненькие, не так давно посаженные, берёзки. И бесконечные окопы, а также поросшие мхом воронки от снарядов как напоминание о прицельной работе вражеских артиллеристов.

Что здесь можно найти?

Только гильзы и шрапнель…

– Значит так, – наконец набрался смелости Павел Алексеевич. – Вы были правы. Я – один из тех, кто принимал непосредственное участие в захоронении полковой казны.

– Я это давно понял…

– О ситуации было доложено высшему руководству страны, и оно приняло решение создать поисковую группу, в которую включены и вы. Пришло время вернуть народу его достояние.

– Правильное решение. Советская власть остро нуждается в деньгах. За них на моей родной земле возведут школы и больницы, купят сельскохозяйственные машины для облегчения труда простых землепашцев.

– А ты, оказывается, ещё и философ!

– Есть такой грех… В каком направлении вы двигались?

– Строго на юг.

– А теперь? Направо, налево или прямо? – спросил Ковальчук, остановившись у развилки дорог, хотя точно знал, по какой из них последовали тогда казаки.

– Точно не скажу, – тяжело вздохнул Казанцев, поражённый собственной неспособностью воспроизвести те давние события. – Скорее всего прямо…

«А надо – направо!» – в мыслях ухмыльнулся Иван, а вслух спросил:

– И сколько минут скакали лесом?

– Пять-семь, не более.

– С какой скоростью?

– Пешего хода… Впереди шёл воз с сундуком, так что перейти на рысь или галоп мы не могли…

– Понятно.

– Там были рвы. Канавы. И слева, и справа.

– Здесь они повсюду…

– Воронка… Мы её забросали землёй, но не до конца!

– Мы – это кто? – ухватился Ковальчук.

– Не всё ли равно? – горячо возмутился Казанцев. – Остальные давно мертвы.

– Понял… Вот, вы говорите, воронка… А вы знаете, сколько их здесь?

– Я не считал!

– Сотни, а может быть, и тысячи.

– Я посадил там молодую берёзку… Вот такую, – Павел Алексеевич провёл рукой по груди.

– Помилуйте… Четверть века позади! Теперь это не берёзка – берёзище! Десяти метров высотой.

– И что нам делать?

– Прекращать поиски… Доложим Белоцерковскому…

– Я сам доложу. Кому следует, ясно?

– Так точно, товарищ капитан!

В середине апреля на Волынскую землю наконец-то пришло долгожданное тепло.

Вода в Стоходе прогреться, конечно же, ещё не успела, но Ковальчука, уже много лет начинавшего утро под ледяными струями, это не страшило.

Оглядевшись по сторонам, он разделся донага и прыгнул в воду. Головой вниз.

Опустившись под обрывистый левый берег, начал вслепую шарить по норам. Первый рак был с икрой, пришлось отпустить. Второй и третий оказались самцами. С короткими хвостами и мощными широкими клешнями. Чёрт, куда бы их положить?

– Что вы там мечетесь, как окаянный? – раздался из камышей бас Казанцева, засевшего с удочкой на деревянном помосте, сооружённом крестьянами для баб, привыкших полоскать в реке бельё.

– А, Павел Алексеевич… Доброе утро!

– Доброе… Повторяю: что вы ищите?

– Какую-то ёмкость, желательно – ведро.

– Зачем, если не секрет?

– Раки. Мы с вами сегодня будем лакомиться раками.

– О! Уважаю!

– Тогда быстрее… Вода, сами понимаете, ещё свежевата.

– Берите моё.

– Хорошо. Давайте сюда. Я буду печеровать, а вы – собирать.

– Слушаюсь!

Когда Казанцев подобрался поближе к ныряльщику, мозолистые руки Ивана с трудом удерживали чуть ли не десяток панцирных тварей, жаждущих вырваться на волю.

Ковальчук бросил их в принесённое ведро и нырнул в очередной раз. Аккуратную норку под травой посреди размывшего дно русла он заметил давно, однако проверять её с занятыми конечностями – не рискнул. И правильно!

По ладони скользнуло змеевидное тело. Налим!

Сейчас важно схватить его и придушить.

А кислород на исходе…

Ковальчук поворачивал туловище и так, и сяк, но в конце концов сумел занять удобное положение и, загнав рыбу в тупик, впиться пальцами в приплюснутую голову.

– Я думал, вы уже утонули, – равнодушно заметил Павел Алексеевич, когда над водой появилась макушка его младшего коллеги.

– Не дождётесь! – еле выдохнул Ковальчук и жестом показал Казанцеву, чтобы тот наклонил ведро поближе к воде.

Бултых!

И «недодушенный» налим заметался по замкнутому кругу.

– Что это?

– Единственная рыба семейства тресковых, которая водится в наших водоёмах…

– Ну и тварь! Килограмм – не менее… Как вы её взяли, ума не приложу?

– Кто на что учился!

– Как звать это чудовище?

– По-нашему – минёк, по-русски – налим. Слыхали?

– А как же? До войны я несколько лет служил на Севере… Там этой гадостью собак кормят.

– И зря… Вкуснее рыбы в наших реках не найти. А печень, печень!.. Пальчики оближете.

– Лучше осетринки всё равно ничего нет.

– Согласен…

– Да, кстати, Иван Иванович, вам Сабанеева читать приходилось?

– Нет. Кто это такой?

– Русский натуралист. Он путешествовал по стране, рыбачил и описывал свои приключения в путевых заметках.

– Понял.

– Недавно в Москве наконец переиздали его главный труд «Жизнь и ловля пресноводных рыб»…

– И что?

– Леонид Павлович утверждает, что раньше в здешние воды заходила даже белуга.

– Ерунда!

– Иначе бы вы её поймали?

– Ну, хотя бы слышал о такой. Всё же тонна-полторы – это вам не килограммовый налим.

– Я тоже об этом думал… В Великую войну мы одно время долго стояли на реке Икве.

– Знаю. Под Луцком она впадает в Стырь, который течет параллельно Стоходу всего в нескольких километрах от того места, где мы сейчас находимся.

– Так вот. Тамошние рыбаки называли белугой жереха. Как по мне, Сабанеев просто перепутал… Cлышал звон да не знает, где он.

– Вполне возможно, – согласился Ковальчук, переваливаясь через деревянный мосток, который он наметил в качестве конечного пункта своего утреннего развлечения.

– Да, Иван Иваныч, угодил – так угодил! – причмокивал Казанцев, луща хвост самого крупного представителя отряда членистоногих из числа пойманных Ковальчуком.

– Знатный спец. Настоящий мастер! – поддакивал Новгородцев, вытирая руки полотенцем, прикрывавшим на всякий случай богатую рясу. – Такой вкуснятины я давно не едал.

– Спасибо на добром слове, – довольно мурлыкал капитан.

– Стало быть, – за раколовов! Вы к нам не присоединитесь?

– Никак нет. Не употребляю. Мы уже говорили на эту тему.

– Похвально. Похвально. Ну, давайте, Павел Алексеевич. С Богом!

– С Богом, батюшка… Жаль, ехать надо… Не то б мы её всю… под корень!

– Куда торопитесь? Погостите ещё недельку-другую.