Сергей Бортников - Брусиловская казна (сборник)

– Так в чём дело?

– А жить на что буду? Питаться, одеваться? Все ниши в легальном бизнесе забиты. Бывшей номенклатурой и подконтрольными ей лицами… Если какая-то фирма процветает – значит, за ней стоит кто-то из начальства. Плодить на свою голову конкурентов их не заставит никто. Вот недавно в Луцке продавались уксусный и макаронный цеха. Как водится, провели аукцион. Стартовую цену назначили – курам на смех. Но перед началом торгов один депутат Верховной Рады предупредил участников: «Если кто-то вздумает подымать планку – будет иметь проблемы!» Естественно, оба цеха вскоре отошли под его крылышко. Уксусный за 2500 гривен, макаронный – за 3600. Кто же за такие деньги не купит?

– Эх, Володя, Володя… Любое решение украинского парламента или правительства нынче следует рассматривать сквозь призму личных материальных интересов…

– Как ты думаешь, когда они нажрутся? – тихо спросил Клёва и тут же сам дал ответ: – Да, наверное, никогда! Сначала нужно обеспечить свои семьи, затем – товарищей, компаньонов, кумовьев… Одного не понимают ребятишки: их власти всё равно придёт конец! И, если сейчас не утвердить в стране верховенство закона, кто-то более сильный вскоре обберет их родственников, разорит друзей, пустит по миру детей и внуков… А, давай спать. А то от этих разговоров один головняк…

– Давай!

Скрип лестницы, ведущей на чердак, раздался одновременно с пением первых петухов.

– Подъём! – заорал Леонид.

В распахнутую им дверцу ворвались ранние солнечные лучи. Вдали открылась роскошная панорама, затмить которую не мог даже густой туман, висевший над поймой. Зелень деревьев и кустов, растущих по обоим берегам реки, казалась особенно чистой, даже яркой. Воздух быстро наполнялся разнообразными звуками. Нет, не металлическими, искусственными, как в городе, а натуральными, живыми !

Мы трусцой побежали на Стоход. Путанка была на месте. Но несколько её поплавков ушли глубоко под воду. Неужели крупняк?!

Я первым переправился на противоположный берег, наклонился, отвязал от коряги конец нейлонового шнура и потянул на себя. Медленно начал выбирать сеть… Как там меня учили? Грузы к грузам, поплавки к поплавкам…

Спустя мгновение на поверхности реки показалась огромная щука. Пытаясь освободиться, она извивалась и била хвостом, но это приводило только к еще большему ее запутыванию. Подоспевший Леонид «пожалел» беднягу, умело свернув ей голову… Больше ничего крупного не попалось. Так… Несколько линей да десяток красных карасиков граммов по триста-четыреста, на фоне матёрой серой хищницы они выглядели чуть ли не килькой.

До визита Ворошилова оставалось немало времени. Отправив Ткачука с добычей домой, мы с Вовкой сначала искупались, затем совершили лёгкую пробежку до ближайшего лесного массива. Посреди берёзовой просеки стоял полноприводный «мицубиси» с киевскими номерами, в салоне которого спали двое крепких парней. «И зачем они приперлись в такую даль?» – подумалось мне. На лице Кливанского тоже промелькнула тень тревоги. Впрочем, она быстро исчезла. Люди, как люди, где хотят – там гуляют, у нас ведь демократическая страна, гарантирующая свободу передвижения! Побродив часок по молодому сосняку, мы набрали на завтрак немного лисичек и наперегонки рванули домой.

Ровно в девять утра на подворье Ткачуков ступил седовласый мужчина с очень приятным и достаточно холёным (для сельской местности) лицом. В голубых глазах, не утративших задора и блеска, не было ни красных прожилок, ни болезненной слезливости. Опрятный костюм и свежевыглаженная сорочка с неброским галстуком только усиливали впечатление.

– Знакомьтесь, Василий Сафронович Пархотюк, – сияя, как майская роза, представил гостя Леонид.

– Здравствуйте. Я Бортнев. Сергей Иванович. А это – Владимир Григорьевич – князь, наместник короля Украины-Руси в Волынской области.

– Очень приятно! – лицо ветерана на мгновение озарила сдержанная улыбка. – Ворошилов. Чем могу быть полезен?

– Сейчас я работаю над серией репортажей под общим названием «Повстанческие судьбы», – начинаю импровизировать на ходу. – И горю желанием записать ваш рассказ.

– Что ж, спрашивайте…

– Откуда у вас такой экзотический псевдоним?

– А в нашем отряде были и Ленин, и Берия – почти всё Политбюро…

– Как это могло случиться?

– Когда в 1939-м пришли первые Советы, на Полесье наконец стала поступать периодика. Естественно, пропагандистской направленности. Одна острая на язык девушка увидела портрет Ворошилова на первой странице «Правды» и ляпнула, мол, вылитый Пархотюк! С той поры и прилипла ко мне кличка…

– Значит, особой ненависти к коммунистам вы не питали?

– Нет, конечно… Кстати, Советы назначили мне пенсию – 56 рублей, а незалежная ненька расщедрилась поначалу аж на 47 гривен… Нет, не за такую Украину мы боролись.

– А за какую?

– За свободную, демократическую страну, в которой главенствует закон! Между прочим, мы без солтыса [58]даже иголку взять не могли. И если б наш командир – Рудый – который, по некоторым данным, был советским полковником, узнал, что кто-то из его подчиненных грешит мародерством – расстрелял бы на месте!

– Кто были ваши главные враги?

– Гитлеровцы и полицаи… Мы защищали местное население, не давали угонять людей в Германию, отбивали конфискованный у крестьян скот. А советских партизан не трогали. Поймаем, отберём оружие, дадим копня в дупу – и отпустим на все четыре!

– Какие сражения запомнились более всего?

– Бой возле села Яновка. Уж больно много моих друзей там полегло… Но и немчукам дали неслабо. Одного из них даже в плен взяли. Славный такой малый, он нам в походах кушать варил. Позже обменяли его на двух наших…

Кливанскому не терпелось немедленно перейти к более материальным вещам – казне и схронам, но я настолько увлёкся, что не давал старику передышки…

– За участие в УПА вы преследовались Советской властью?

– А то как же! Получил положенные двадцать пять плюс пять. Отбывал наказание в Норильске. Много работал на лютом морозе, но зла на русских не держу…

– Когда освободились?

– В 1956-м… Как говорится, откинулся по «половинке»…

– В то время только-только сложили оружие некоторые непримиримые. Они проведывали вас?

– Бывало – заходили, но никаких новых идей не предлагали…

– Не звали резать учителей, библиотекарей?

– Может, кто и резал, только не наши парни! Некоторых из них рекрутировали в 1944-м, некоторых выслали в Сибирь, так что против мирных жителей даже физически воевать они не могли. Террор вершили в основном бывшие полицаи. Жаль, что порою нас ставят в один ряд с ними. Возьмите, например, меня… Разве б вернулся я домой, если б на моих руках была кровь односельчан?