Дарья Плещеева - Батареи Магнусхольма

— Ну так вскрывайте и читайте поскорее, — сказал он.

Адамсон еще с полминуты глядел на конвертик, словно не желая портить первое, что получил от любимой женщины. Наконец Лабрюйер, сжалившись, подвел его к машинке для обрезания фотокарточек — чтобы лезвие прошло по самому сгибу и не причинило большого ущерба.

Чтобы прочитать письмо, Адамсон зачем-то отошел подальше от Лабрюйера. А потом устремился к нему в полном отчаянии.

— Что это? Что она имела в виду?..

Лабрюйер взял у него послание и прочитал:

— «Милостивый государь Иван Иванович! Я прошу вас более не оказывать мне внимания и прекратить ваши визиты. Вы человек умный, вы не заставите меня писать об этом дважды. Желаю вам счастья, которого вы заслуживаете».

Подписи не было.

— Но она же говорила со мной! Она слушала, когда я про вас рассказывал! Что это?

— Именно то, что должна писать женщина человеку, который ее преследует своей любовью! — сердито ответил Лабрюйер. — Видно, я в ней ошибался — она порядочнее, чем я думал. А может, муж ей продиктовал это письмо. Вы свою роль сыграли, с богатыми сослуживцами его познакомили, теперь можно и без вас обойтись.

— Нет! Она же говорила со мной, руку поцеловать дала! Нет, тут какая-то ошибка, не могла она этого написать…

На Адамсона жалко было смотреть.

— Послушайте, господин Адамсон, я могу утешить вас только стопкой коньяка. Может быть, вы ее еще поблагодарите за это письмо. Красницкими уже заинтересовалась полиция. Вообразите, что будет, когда их арестуют и следствие покажет, что вы постоянно у них бывали? Что будет, с вашей карьерой?

— Что я сделал не так?!

Лабрюйер понял, что доводы рассудка сквозь отчаяние Адамсона пробиться не могут.

Как странно, думал он, глядя на капитана, вот ведь обычный человек, обычный офицер, и подчиненными командовать умеет, иначе не взобрался бы по служебной лестнице до такого чина, и математические способности имеет — иначе пошел бы не в военные инженеры, а, скажем, в пономари. И вдруг такое безумие…

Он вспомнил, как сам увлекся было Иоанной д’Арк. Да, красавица, да, купидонова стрелка вонзилась в сердце. Но не до такой же степени. Вырвать эту стрелку было очень даже просто! Нет ее больше!

С немалым трудом он выпроводил Адамсона, вышел вместе с ним на Александровскую, довел даже до угла Елизаветинской и минуты три глядел ему вслед — ожидая, что старый чудак потащится обратно, к «Франкфурту-на-Майне», так, чтобы его разворотить обратно, носом — в сторону Цитадели.

Потом он, разумеется, вернулся в фотографическое заведение и был встречен вопросом Каролины:

— Александр Иванович, что это за человек был?

— Несчастный человек, влюбился в супругу шулера. Того гляди, в петлю из-за нее полезет.

— И кем страдалец служит?

— Он военный инженер в капитанском чине. Иван Иванович Адамсон.

— И влюбился в супругу шулера?

— Да, Красницкого. Помните, я просил вас сделать ее карточки в медальоне и на всякий случай отправить в Питер? Вы говорили — эта пара может пригодиться.

— Помню… — Каролина задумалась. — И давно у него это помешательство?

— Я же не знаю, когда Красницкие приехали в Ригу и как он с ними познакомился.

Каролина быстро пошла в лабораторию.

Там в дальнем углу она устроила хранилище для пленок, они свисали с веревок, натянутых вдоль стены, с прикрепленными внизу бумажками, так что можно было по дате съемки найти нужные кадры.

Кадров, на которых веселые дамы позируют в «живых картинах», было довольно много. Каролина отобрала несколько лучших.

— На что вам это? — спросил Лабрюйер.

— Хочу узнать, с кем из рижских дам подружилась госпожа Красницкая кроме госпожи Морус.

— Думаете, это — по нашему ведомству?

— Похоже на то, душка. Фотокарточку-то я отослала, а ответа еще не получила. И, кажется, я уже догадываюсь, какой будет ответ.

— «Клара» или «Птичка»?

— Да, Александр Иванович, «Клара» или «Птичка». Скорее «Клара», если роль «Птички» вы так уверенно отдали Скворцовой.

— У меня еще один кандидат на должность «Птички» имеется. Мужчина. И довольно гадкий тип.

— Откуда взялся?

— Я с самого начала расскажу.

И Лабрюйер, решившись наконец, рассказал о тайных знаках: о тех, которые делала сперва Красницкая, потом русская красавица, о встрече с русской красавицей в зоологическом саду и о Фогеле.

— Что же вы раньше молчали?! — возмутилась Каролина.

— Я думал, эта дама простая мошенница, а знаки делала любовнику. Но если есть подозрение…

— И еще какое подозрение! Но будет смешно, если «Птичкой» окажется мужчина по фамилии Фогель… Нет, вряд ли, — рассуждала Каролина. — Это было бы слишком просто… Тут надо подумать… Или же дождаться подмоги…

— К нам кто-то едет? — обрадовался Лабрюйер.

Он не очень-то верил, что женщина способна заниматься таким серьезным делом, как обезвреживание вражеских лазутчиков.

— Едут, душка, — поправила Каролина. — И мы до приезда наших товарищей должны немало сделать. Во-первых, я просила взять билеты в цирк. Во-вторых, уговоритесь с кем-то из полицейских агентов. Если за вами и за нашим богоугодным заведением еще следят, нужно узнать, кто этим занимается вместо Пуйки. Петька у нас славный парень, но ремесла топтуна не знает. И лучше бы его поберечь…

— Это я сделаю.

— Затем — Адамсон. Постарайтесь с ним увидеться и узнать о госпоже Красницкой побольше. Обиженные поклонники страх как любят поговорить о своем предмете…

— Постараюсь.

Лабрюйер даже обрадовался — начиналась настоящая работа.

Взяв ормана, он поехал в цирк. Там купил билеты на представление, в котором второе отделение занимал чемпионат по борьбе. Расплачиваясь, посмеивался: если Каролина с таким презрением смотрела на двух полуголых атлетов, Штейнбаха и Краузе, то каково ей будет таращиться на целую ораву? Потом он вспомнил, что афиша обещает и двух дам-борчих. Эти наверняка должны понравиться упорной в своей придури эмансипэ…

Представление намечалось на следующий вечер. Лабрюйер подумал — и отправился в гости. Он знал одно почтенное семейство, где бывал иногда по вечерам начальник инженеров крепости Усть-Двинск инженер-полковник Бернард. Естественно, хозяйка дома, где имелись две дочки на выданье, знала все об усть-двинских молодых офицерах. Конечно, Адамсон немолод, да и женат, но дама могла знать о нем такое, что его начальству и не снилось. Лабрюйер хотел как следует подготовиться к беседе с плешивым Ромео.

Гостевания не получилось — к хозяевам приехала родня из Митавы. И Лабрюйер пошел домой. По дороге он заглянут в свое фотографическое заведение и телефонировал Линдеру. Инспектора дома не было, а супруга пообещала передать: пусть пришлет Янтовского, есть разговор.