Дарья Плещеева - Батареи Магнусхольма

Лабрюйер надеялся договориться с Янтовским, который мог бы опознать того из топтунов, что остался в живых, о помощи.

Но утро спутало все планы.

Когда Лабрюйер явился утром в свое фотографическое заведение, то для начала перепугался — из лаборатории валил дым. Оказалось, Каролина, придя пораньше, выкурила столько папирос — окурки заняли всю пепельницу.

— Ну, нельзя же так… — проворчал Лабрюйер. — Вы всю публику распугаете. И голос будет, как у старого боцмана.

— Вы еще скажите, что порядочные женщины не курят! — огрызнулась Каролина. — Мужчинам можно, а нам, видите ли, нельзя! Мы, видите ли, существа низшего порядка! Мы имеем право только пищать!

Тут задребезжал телефонный аппарат.

— Ты, Гроссмайстер? — спросил Линдер. — Знаешь, я тебя уже боюсь.

— А что такое?

— Сейчас на Гертрудинскую придет очередная колымага Вилли Мюллера. Ему дали для обкатки новую, велели не щадить. А он и рад стараться. Выходи, садись туда. Темно-синий «Руссо-Балт», эс двадцать четыре, если тебе это что-то говорит.

— Колымага Мюллера?

— Я не хотел брать наши автомобили — встреча должна быть секретная. А если за тобой следят — то, может, и наш транспорт уже запомнили, ты ведь к нам на бульвар заглядываешь.

— Хорошо, выхожу.

— Что-то случилось? — спросила Каролина.

— Похоже, да. Меня вызывает Линдер. Кстати — билеты в цирк я взял. Четыре штуки. Возьмем с собой Яна и Пичу. Скажите госпоже Круминь — пусть приоденет парнишек.

Роскошный шестиместный «Руссо-Балт» действительно уже ждал на Гертрудинской. Окна заднего сиденья были задернуты кожаными занавесками. Лабрюйер забрался туда и увидел Линдера. Молодой инспектор был одет, как будто собрался на охоту — кепи, тужурка, брюки заправлены в сапоги.

— Ты куда меня везешь? — спросил удивленный Лабрюйер.

— Туда, где придется бродить по лесу. По дороге захватим Фирста. Самойлов с Джимом уже там — он-то и опознал Фогеля.

— Что?!

— Самойлова пустили в одном особняке к телефонному аппарату. Долго он говорить не мог, сказал — это точно Фогель. Теперь понимаешь, зачем я тебя туда тащу?

Лабрюйер выглянул в окно. «Руссо-Балт» вывернул с Гертрудинской на Александровскую, и Вилли гнал его, очень ловко влетая в просветы между пролетками, телегами и не такими быстрыми автомобилями. Он чувствовал объем «Руссо-Балта» примерно так же, как пределы своего собственного тела, и наслаждался крошечными победами над временем и пространством. Не успел Лабрюйер рот разинуть, чтобы спросить о маршруте, как Вилли свернул влево, на Карлининскую. Тут уж все стало ясно.

— Кайзервальд? — спросил Лабрюйер.

— Кайзервальд.

— Нож?

— Да. В спину.

— Черт возьми…

— Я тоже так подумал.

Октябрь — не лучшее время, чтобы сидеть на даче, и большинство домовладельцев Кайзервальда перебралось в Ригу. Пожилая дама с улицы Глюка (названа в честь пастора, воспитавшего первую российскую императрицу) по какой-то причуде не уехала вместе со всем семейством, а решила пожить еще хоть месяц в тишине. Ложилась она рано, вставала также рано и вместе с горничной шла выгуливать двух породистых шпицев. Эти две женщины и обнаружили тело.

Покойник лежал вниз лицом и, по соображениям опытного агента Самойлова, был мертв со вчерашнего вечера. У Джима, доберман-пинчера, которого Самойлов приобрел несколько лет назад и школил по всем правилам науки, соображений не было, и он старательно обнюхивал ствол сосны у дорожки — видимо, место, где оставляли сообщения соседям все окрестные собаки.

— Стоит тебе к кому-то проявить интерес, как бедняга и переселяется на тот свет, — сказал Линдер. — Ну что ты тут можешь объяснить?

— Что касается Пуйки, то тут дело политическое. Не спрашивай о подробностях, это все, что могу сказать. А что касается Фогеля… — Лабрюйер задумался. — Скорее всего, эти два дела никак не связаны…

— Почему ты так считаешь? — нетерпеливо спросил Линдер.

Лабрюйер вздохнул и рассказал про русскую красавицу.

— То есть его могли убить, когда он выполнял поручение? Это — след! И где прикажешь искать даму?

— Давай сперва поймем, откуда взялось тело.

Фирст, агент молодой, но имеющий хорошую хватку, тем временем неторопливо обходил участок.

— Вот это место мне не нравится, — он показал на жасминовый куст со сломанными веточками. — Видите, листья еще не завяли, только чуть подвяли. Кто-то тут ночью лазил.

— А что за кустом? — осведомился Лабрюйер.

— Сейчас спросим Джима.

Но Джим, получив команду, всего лишь заглянул за куст и повел совсем в другую сторону.

— Велосипедная дорожка, — сказал Самойлов. — Может быть, тело привезли на велосипеде?

— Фирст, прогуляйтесь, посмотрите, откуда ведет дорожка, — велел Линдер. — А ты, Гроссмайстер, посмотри на Фогеля внимательно. Ты не дама, чтобы запоминать, кто во что был одет, но постарайся вспомнить — он был в этом же пальто?

— Что я точно помню, так это его шляпу. На нем была мягкая черная касторовая шляпа. Очень удобно для наблюдения — нагнул вниз поля, и уже никто не может проследить твой взгляд, — ответил Лабрюйер.

— Уже кое-что. Шляпу, значит, потеряли, пока тащили сюда тело.

— А почему бы не предположить, что тут его где-то поблизости и убили?

— Тогда уж предположи заодно, что он мог тут делать. Смотри сам — место довольно пустынное. Вроде бы даже ложбинка. Если он отсюда вел наблюдение — то за кем и за чем? Кто тут мог слоняться вечером или ночью? К тому же Самойлов с Джимом тут прошлись — лужу крови не нашли. Лужа осталась там, где из раны вытащили нож.

Лабрюйер улыбнулся. Линдер, которого он помнил юношей, мечтавшим о славе Аркадия Францевича Кошко, за то время, что Лабрюйер пьянствовал, сперва стал хорошим агентом, а потом — и толковым инспектором.

Вопросов было множество. Наконец, оставив Самойлова с Фирстом изучать местность и искать следы, Лабрюйер с Линдером вышли к зоологическому саду.

— Дурацкая местность, и расспросить некого, — жаловался Линдер. — Суди сам, в Кайзервальде запрещено открывать мастерские, винные магазины, бордели, хотя, казалось бы, есть смысл выселить их из города, с глаз долой. Получается, что осенью и зимой тут вообще не остается населения. И как прикажешь искать убийцу Фогеля?

— Ниточка тут одна — та дама, что давала ему поручение. Будем молить Бога, чтобы в «горном кафе» ее запомнили. Хотя, кто ее разберет, может, она с детишками в само кафе и не заходила.

Пройдя весь зоологический сад насквозь, Лабрюйер и Линдер поднялись по нарядной лестнице. Посетителей еще не было, пожилая женщина мыла пол. Как найти хозяина, господина Тимма, она не знала. Тогда Лабрюйер вспомнил, что с Тиммом знакома фрау Вальдорф. В квартире у фрау был телефонный аппарат, и Лабрюйер, по счастью, вспомнил номер. Через десять минут герр Тимм телефонировал в свое кафе.