Луи Жаколио - Покоритель джунглей

— Но я не один. Моя сестра Мэри, у которой хватило мужества сопровождать меня, ждет на французском пакетботе.

— Очень хорошо. Чем многочисленнее будет наш караван, тем лучшим прикрытием это будет для наших планов. Вам придется строго следовать моим указаниям. Возвращайтесь на «Эриманту», которая завтра отправится в Пондишери. В этом городе вы и будете ждать меня, я прибуду туда самое позднее через две недели. И поскольку никто не должен подозревать о вашем родстве с комендантом Хардвара, вам следует изменить имя и взять фамилию матери, которая, как вы мне сказали, француженка.

— Это уже сделано, так как сэр Джон, наш покровитель, понял, что мы не сможем попасть в Индию, охваченную революцией, ни как англичане, ни как дети майора Кемпбелла, которому последние события создали ложную репутацию, я в этом уверен. Поэтому в списке пассажиров «Эриманты» мы записаны под именем нашей матери.

— Как ее зовут?

— Де Монмор де Монморен.

— Вы сын Дианы де Монмор де Монморен! — воскликнул Сердар, поднеся и прижав руку к груди, словно он боялся, что у него разобьется сердце.

— Да, нашу мать действительно зовут Дианой. Откуда вам это известно?

— Умоляю, не задавайте мне вопросов, я не смогу вам ответить.

Затем, подняв руки к небу в восторженном порыве, он воскликнул:

— О божественное провидение, те, кто не верит в тебя, ни разу не испытали на себе мудрость и неисповедимость твоего промысла. — Снова обернувшись к юноше, он долго смотрел на него, говоря с самим собой.

— Как он похож на нее… Да, это ее черты, ее прелестный рот, ее большие ясные глаза, ее честный и чистый лоб, который ни разу не замутила дурная мысль… А я ничего не знал! Но уже более двадцати лет, как я покинул Францию, проклинаемый всеми, изгнанный, словно чумной. Ах! Я уверен, что она-то никогда меня не обвиняла… И у нее уже такие большие дети! Сколько тебе лет, Эдуард?

— Восемнадцать.

— А твоей сестре? — продолжал Сердар, не заметив, что обращается к юноше на «ты». Но теперь в его голосе звучали нотки такой нежности, что тот не обиделся.

— Мэри еще нет четырнадцати.

— Да-да… Ты говорил мне, что твой отец не мог отдать приказ о расстреле? Теперь я тебе верю, я слишком хорошо знаю Диану, ее высокие понятия о чести, она никогда бы не вышла замуж за человека, способного на подобные зверства. Я не только спасу, но и защищу твоего отца. Я объявлю всем, что он невиновен, и когда заговорит Срадхана, когда Покоритель джунглей скажет: «Это так!», кто посмеет опровергнуть его слова? О, благодарю тебя, Господи, благодарю! Отпущенные тобой добро и справедливость с лихвой возмещают все испытания.

Волнение, пережитое Сердаром, было слишком велико. Ему надо было успокоиться, прогуляться. Он вышел и, несмотря на зловещее тявканье шакалов и вой леопардов, которые время от времени слышались неподалеку, принялся расхаживать по небольшой площадке, устроенной перед башней. В голове его бродили мысли и воспоминания, которые заставили его совершенно забыть о нынешних опасностях.

От размышлений его отвлек Рама-Модели, который подошел к нему и, взяв за руку, сказал уважительно, но твердо:

— Сахиб, часы идут, время не ждет. Бобу Барнетту, возможно, нужна помощь. Мы должны до рассвета покинуть горы, иначе нас окружат. Надо быстро принять решение. Мы не можем больше терять ни минуты.

— Ты прав, Рама, — ответил Сердар, — нужно исполнить свой долг. Но какой необыкновенный день! Позже ты все узнаешь, ибо мне нечего скрывать от лучшего и самого верного друга.

Вдвоем они вернулись в башню. Сердар дал последние указания юному англичанину. Но как изменился его тон!

Можно было подумать, что это говорит самый нежный и любящий родственник.

Было условлено, что младший брат Рамы, Сива-Томби, будет находиться при Эдуарде в качестве спутника и проводника и не расстанется с ним. После бесконечных наставлений и просьб оберегать брата и сестру во время их путешествия в Пондишери Сердар вновь вернулся к заботам и грандиозным планам, которым он посвятил свою жизнь. Поэтому он объявил тому, кто для окружающих должен был стать теперь графом Эдуардом де Монмор де Монмореном, что пришло время расставания.

Вместо того чтобы просто протянуть ему руку как джентльмену, с которым он только что познакомился, Покоритель джунглей раскрыл ему объятия, в которые молодой человек бросился с неподдельной горячностью.

— Прощай, дитя мое, — сказал ему Сердар, и голос его прозвучал растроганно, — прощай, и до встречи в Пондишери…

Двое мужчин проводили Эдуарда и Сива-Томби до первых возделанных полей, чтобы защитить их от неприятных встреч. Доведя их до дороги между Пуант-де-Галль и Канди, где они уже не рисковали встретиться с хищниками, Сердар и Рама расстались с ними и изо всех сил поспешили к Нариндре и Сами, ожидавшим их возле озера Пантер, чтобы вместе отправиться на поиски генерала.

Что случилось с Барнеттом. — Охота в джунглях. — Грот. — Атака носорога. — Бесполезные призывы на помощь. — Битва Ауджали в джунглях. — Спасен!

Пока Сердар и Рама-Модели, ничуть не остерегаясь опасных гостей, которые могли им встретиться, карабкаются по крутым склонам Соманта-Кунты, вернемся немного назад и выясним, какие же причины так надолго задержали Боба Барнетта вдали от его друзей.

Несмотря на всю свою беззаботность, генерал все же не стал бы умышленно причинять им такое смертельное беспокойство, и мы увидим, что в одиночку он не мог выбраться из того ужасного положения, в которое попал, сам того не желая.

Когда он получил от Сердара разрешение поохотиться, доставившее ему, как мы видели, столько радости, у него было твердое намерение ни в коем случае не увлекаться преследованием крупных животных — буйволов, кабанов, оленей, которые могли бы завлечь его слишком далеко. Он решил убить одного-двух зайцев и парочку индюшат, преследуя цель сугубо практическую — несколько разнообразить неизменное меню Нариндры и Сами, которое, как нам известно, состояло из рисовых галет и кофе, подслащенного сахарным сиропом. Подобная пища, говорил генерал, годится разве что для птиц и привыкших к ней индусов.

Будучи опытным охотником, которому достаточно только бросить взгляд, чтобы по рельефу местности и характеру растительности определить, с какой дичью ему придется иметь дело, Боб Барнетт сразу приметил в низовьях долины ковер из водяного мха и тростника, который всегда указывает на наличие болота. Со свойственной ему остротой мышления он пришел к выводу, что там, где есть болото, должна водиться и всякая водяная дичь. В восторге от такого умозаключения он уже представлял себе с полдюжины уток, нанизанных вместе с жирными болотными куликами на вертел и предназначенных на сегодняшний ужин.