Саша Суздаль - Евангелие от рыжего кота

То, что эти люди террористы, пусть и многороссийские, она не сомневалась. «Опять какую-то бодягу затевают!» — подумала Людмила, выглядывая в окно и наблюдая за тем, как заложников сажают в аэродромный автобус и куда-то увозят. Вновь заработали двигатели, и самолёт вырулил на взлётную полосу. Когда они уже взлетали, то Людмила увидела цепочку военных самолётов в маскировочной раскраске, которые один за другим приземлялись в аэропорту Ататюрка. Из них, как горох, высыпались зелёные человечки, которые тут же грузились в автобусы.

Дальше Людмила ничего не увидела, так как самолёт поглотили облака.

Лилит подставила своё лицо под солнце и дремала на шезлонге, погружаясь в негу вне времени и пространства. Не сосредоточенные на чём-либо мысли витали в каких-то мечтах, а скорее в своих аберрациях, выхватывая образы из расслабленных глифом. Отпущенные на волю симпоты бродили, где хотели, погружаясь в океан под кораблём или поднимаясь к небесам и щупая надутые облака, словно соски коровы, готовые брызнуть неожиданным дождём или мелким градом. Лёгкие дуновения ветра приятно освежали лицо и, словно рука, выглаживали её роскошное голое тело, слепленное по воле Лучезарного, но ему ненужное. Воспоминания о Лучезарном внесли диссонанс в её расслабленные мысли, но она отогнала прошлое, снова погружаясь в нирвану.

Экипаж яхты не смел, даже, пикнуть, когда госпожа появлялась на палубе, так как служили ей давно и дорожили прибыльным местом. Кроме того они знали больше окружающих, но даже в супружеской постели не смели сообщить своим подругам подробности жизни мадемуазель. То, что для неё не существовало преград, и она знала их мысли наперёд, уже давно не удивляло экипаж, а её пируэты в воздухе, когда она хотела летать, или погружение в воду на немыслимую глубину только восхищало членов команды. Капитан яхты, бывший полковник КГБ Буранов, знал ещё больше, но помалкивал. Поговаривали, что он был когда-то любовником нестареющей мадемуазель, но седые волосы, рано появившиеся у молодого полковника, свидетельствовали только о том, что капитан много пережил. Лилит почувствовала, что стало немного теплее, и услышала над головой приятный голос: — Какая же всё-таки ты красивая!

Лилит не стала открывать глаза, так как узнала этот голос. Она узнала бы его среди тысячи голосов небесного хора, поэтому не шевелилась, а только слушала.

— Ты – самое лучшее, что я когда-либо создал, — произнёс тот, от которого она никогда не надеялась услышать такие слова. Она почувствовала его ошеломительный запах полевых ромашек и почувствовала, как его губы легко коснулись её губ. Совсем растерянная, она отрыла свои губы навстречу ему и только тогда почувствовала сладость поцелуя. Растворяясь в нежности, она потеряла голову, так как не меняла человеческой оболочки. Обхватив его руками, она прижалась к нему и к его губам, высасывая из него давно востребованную любовь и нежность. Он вошел в неё, и её промежность точно взорвалась невероятным каскадом ощущений, главным из которых была неутолимая страсть. Ритм его движений подталкивал поднимающуюся волну похоти, полностью отключая все другие чувства и желания. Небо над яхтой вспыхнуло разноцветными красками, пугая далёкие корабли, а капитан Буранов, видевший и не такой, спокойно сказал рулевому: — Держать курс!

— Секс с тобой был прекрасный, — улыбаясь, сказала Лилит, когда Лучезарный откинулся на палубу, где они оказались во время любовной игры.

— Я хочу, чтобы ты поднялась со мной в Эссенариум, — промолвил Лучезарный, привстав на колени, и Лилит вздрогнула: резкое «хочу» больно ударило по ушам.

«Да он меня не любит!» — подумала Лилит и услышала внутри себя его растерянное: «Почему не люблю, люблю?!» «А люблю ли его я?!» — спросила она себя и с удивлением и ужасом поняла, что нет. Её чувство к Лучезарному погашено Сатанаилом и его тварями. От любви осталось одно пепелище, которое напоминает о безвозвратно потерянном чувстве. Точка возврата давно осталась позади.

— Я уничтожу Сатанаила, — пообещал Лучезарный, но Лилит покачала головой: — Это не вернёт моей любви.

— Ты останешься здесь, — огорчённо констатировал Лучезарный и Лилит ответила: — Да, здесь мои друзья и подруги.

— Передавай привет Морти, — сказал Лучезарный и молнией пропал в небе.

— Непременно, — ему вслед сказала Лилит. Повернувшись к капитану Буранову, она бодрым голосом сообщила: — Мы идём домой! — а потом добавила: — Только не быстро!

— Слушаюсь, моя королева! — произнёс Буранов и крикнул вниз: — Все по местам! Поднять паруса!

Последние времена не нравились Илье Лазаревичу, так как Роман Аркадьевич активно толкал Многороссию к атомному Апокалипсису. Не ограничившись разорением Украины, он отправил Сурка в Сирию, чтобы тот напакостил американцам в их игре, а сам занялся подготовкой к двадцать шестому Крестовому походу. Кисель и Песов кричали на экранах телевизоров о возрождении православия, хотя оба были склонны к сатанизму и каждый год на 8 августа поднимались на гору Змеиную, острова Коневец, предаваясь дьявольским утехам. «Крестоносцы», партия Пострелкова, призывала Государственную думу возвратить исконно православную территорию, Константинополь, в границы Многороссии. Несогласных с ними депутатов клеймили американскими предателями и обещали в лучшем случае посадить за решетку, а в худшем – убить при удобном случае

Официальная церковь нашла документальное подтверждение прав Многороссии на территорию Константинополя. Патриарха Гермоген огласил найденную «Константинопольскую летопись», в которой последний базилевс Восточной Римской империи Константин XI Палеолог в последний день своего царствования, 28 мая 1453 года, подтвердил монаху Сидору из Многороссии передачу своей власти царю Василию II Тёмному. То ли монах обещал помощь царя, то ли Константину XI было уже всё равно, так как орды турков-османов во главе с султаном Мехмедом II уже брали штурмом Константинополь, но он подписал бумагу и отправился на свою последнюю битву.

Несколько дивизий, высаженных в международном аэропорту имени Ататюрка, оккупировали весь европейский кусок территории Турции, вместе со Стамбулом. На следующее утро газета «Правда» вышла под большим заголовком «Христианские ценности спасены», а на первой странице красовалось бородатая харя какого-то грека, которого «оккупанты» турки не пускали молиться собор Святой Софии. Впоследствии оказалось, что это вовсе не грек, а боевик, по прозвищу «Моторола», который нажрался в оккупированном им магазине и подлежал расстрелу, но, искупая свою вину, согласился изображать грека.