Юрий Трусов - Падение Хаджибея. Утро Одессы (сборник)

Но здесь всегда царили мир и тишина. Вот это-то и влекло под ее соломенный кров самых разнообразных посетителей. Степной кочевник, пират, турецкий военачальник, преследуемый стражником беглец чувствовали себя здесь в полной безопасности. Хорошая слава об этом мирном приюте разнеслась далеко за пределы Хаджибея. Добрым словом вспоминали Аспориди и на далеком берегу Египта, и на Балканах, и в Крыму.

Кем же он был, хозяин кофейни? Никто этого определенно не знал. Сам паша Ахмет, благоволивший к Аспориди и получавший от него ежемесячный солидный бакшиш, имел весьма смутное представление о хозяине кофейни. Паша, если бы его спросили, не мог бы даже с уверенностью сказать, какой Аспориди национальности и религии. Правда, пашу это никогда и не интересовало: ведь он получал от Николы хороший бакшиш.

Аспориди носил турецкую одежду и говорил по-турецки, как урожденный стамбулец. Он очень хорошо изучил мудрость Корана и мог лучше любого муллы без ошибки прочесть на память любой стих из этой книги, правильно истолковать любое изречение пророка.

Среди мусульман ходил слух, что Аспориди – сын знатного турка, за какую-то провинность изгнанный султаном из Стамбула и временно лишенный права называться своим настоящим именем. Греки, украинцы, русские и сербы считали Николу христианином. Чумаки говорили, что он – сын грека и выкупленной из турецкого полона невольницы. И действительно, Аспориди отменно владел русским и греческим языками. Всех смущало только одно обстоятельство: Никола также свободно, без толмача, разговаривал с молдаванами, ногайскими татарами, сербами и поляками. На вопрос, кто он по национальности, откуда родом, Аспориди отвечал шуткой и ловко переводил разговор на другую тему.

Вот каков был хозяин кофейни, в дверь которой, закончив подкоп в лабазе, в ту же ночь постучались Лука и Семен Чухрай. Им пришлось подождать, прежде чем в глинобитной стене открылось узкое, напоминающее бойницу окошечко. Из него выглянул юноша. Он внимательно оглядел пришедших.

– Не узнаешь, Озен-башлы? – спросил тихо Лука.

Тот приложил палец к губам и через некоторое время открыл дверь.

– Заходите, – пригласил посетителей высокий горбоносый мужчина. – Только поосторожнее ступайте, у нас полно народу.

Освещая фонарем дорогу, он повел Семена и Луку по длинному, похожему на коридор помещению. На полу, покрытом свежей соломой, положив под головы седла и лисьи шапки, спали, обняв друг друга, степные наездники-ордынцы. Рядом с ними храпели чубатые казаки. Между чернявых молдаван рыжели кудлатые бороды беглых российских хлеборобов.

Хозяин ввел гостей в большую квадратную комнату, посреди которой стоял стол, заставленный медными кофейниками, кувшинчиками, чашками, бокалами и другой посудой. На полу, застланном сильно потертым ковром, лежали широкие, как матрацы, засаленные подушки. Семен и Лука без приглашения, как свои люди, устало опустились на них.

– Рассказывай, Аспориди, что слышно? – спросил Лука хозяина, когда тот плотно закрыл дверь комнаты.

– Вот тебе и на! – улыбнулся Никола. – Вы целый день ходили по Хаджибею, а спрашиваете у меня. А ведь я-то ни разу за целую неделю не переступал порога кофейни.

Ответ хозяина заставил расхохотаться гостей.

– Ты, Никола, знаешь все, что делается в Хаджибее и его окрестностях, лучше самого паши. Его шпионы, прежде чем доложить ему все, что удалось разнюхать, обязательно заходят в твою кофейню промочить глотку, – сказал Лука.

– Может, это и так, – ответил Аспориди. – Но, к сожалению, турецкие шпионы сейчас сами знают немного. От них мало проку и мне, и их хозяину-паше.

– Э-э, не может быть, чтобы ты знал меньше нас о том, что делается в Хаджибее, – не сдавался Лука.

Лицо Аспориди стало серьезным, словно он вспомнил о чем-то важном.

– У меня времени сегодня мало, а ночь коротка. Еще много надо сделать. Как с подкопом?

– Закончен, – ответил Чухрай. – Но Халыму я не верю. Зря Лука с ним сегодня полаялся.

И Семен рассказал о стычке с одноглазым турком.

– У вас все равно одна задача: освободить жинок. А сделать это можно лишь с помощью Халыма, – произнес, выслушав его, Аспориди. – И не бойтесь! Наши недалеко. Если Халым вас предаст – выручим.

В тот миг в дверь постучали. В комнату вошел Озен-башлы.

– Дед Бурило, – сказал он Аспориди.

– Веди его сюда, – приказал Никола.

Через минуту Озен-башлы вернулся с Бурилой. Вид старика был страшен. Его холщовая рубаха промокла от крови, морщинистое лицо пересекала красно-лиловая ссадина. Левый глаз совсем распух. Седая борода слиплась от крови.

– Садись, дед, рассказывай, что с тобой? Кто это тебя так? Надо бы помыться да одежду сменить. Я сейчас распоряжусь, – направился было к двери Аспориди.

Но старик властным жестом остановил его:

– Ничего не надо, Никола. Завтра на зорьке я вот так пойду к паше… Ничего не надо.

– Что ты, Иван, в уме ли! За каким тебе бисом к паше? – воскликнули удивленно, вскочив на ноги, Семен и Лука, а Никола пристально посмотрел на старика.

– Чего всполошились?.. Садитесь да слухайте… Садитесь, – повторил настойчиво Бурило.

И лишь когда все сели, сам со вздохом опустился на подушку.

– Слухайте, – начал старик, – я сейчас от Куяльника шел. Туда уже наши войска пришли. Сила-силушка – конные да пешие, тьма-тьмущая, и пушечки есть. Так что коли все они грянут сюда, от турка один прах останется. Постой, постой! – закричал он на Семена, открывшего было рот, чтобы задать Буриле вопрос. – Погоди! Я как есть все по порядку скажу. Войско ведет генерал главный, по кличке Гудок. Так вот, он через есаула своего, моего крестника Кондрата, повелевает нам турка в обман ввесть. Меня по дороге сюда сучий сын спага конный так нагайкой отделал… Я в канаву дорожную упал да в кусты уполз, затаился, только тем и спасся от него. А то бы насмерть, окаянный! Ныне басурмане совсем озверели. Видно, чуют свою смертушку. Но это делу на пользу выйдет, – нахмурил седые брови старик.

– Как делу? – спросил Аспориди.

– А ты слухай и разумей! Лучше всего для обмана турка идти к паше мне. Скажу я ему, что это казаки меня плетьми избили и еще что на Куяльник их сила малая пришла: всего сотни две сабель. Что хотят казачишки у татарина скот отбить, а главное, слыхал я, мол, их хвастовство, что к весне лишь большое войско русское на Хаджибей пойдет…

– Это главное, что есаул тебе повелел? – спросил Никола.

– Главное, – ответил старик. – Так вот почему мне нынче мыться и одежды менять нельзя. Так паша поверит мне скорее, да и помирать у поганых в рубище слаще. А то им, собакам, хорошую рубаху отдавать – душа болит…

Аспориди ласково взглянул на деда:

– Уразумел я тебя. Слова твои в сердце мне запали навечно. Доколе жить буду – не забыть! Не заботься, слух сей, что русские весной Хаджибей воевать будут, я распущу. Чтобы дошел он до Стамбула…