Александр Дюма - Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник)

– Сравните, – сказал Павел.

– Да, все верно, – проглядев списки, холодно обронил Пален. – Только три имени пропущено.

– Чьи? – взволнованно поторопил его император.

– Ваше величество, осмотрительность мешает мне их назвать. Но теперь, когда я представил столь убедительное доказательство своей осведомленности, надеюсь, вы удостоите меня полного доверия и соблаговолите положиться на мое бдительное усердие в заботе о вашей безопасности.

– Слишком рискованно! – прервал его Павел со всей энергией обуявшего его ужаса. – Кто они? Я хочу это знать!

– Ваше величество, – возразил граф, склоняя голову, – почтительность не позволяет мне порочить царственные имена.

– Понимаю, – глухим голосом выговорил Павел, бросив взгляд на потайную дверь, ведущую в покои его жены. – Вы имеете в виду императрицу, не так ли? И вы намекаете на царевичей Александра и Константина?

– Разве закону не надлежит знать лишь тех, до кого может дотянуться его карающая десница?

– Его деснице доступно все, сударь, и преступники, сколь бы высоким ни было их положение, не останутся безнаказанными. Пален, вы немедленно арестуете обоих великих князей, и завтра же они будут отправлены в Шлиссельбург. Что касается императрицы, я сам решу ее судьбу. Все прочие заговорщики – ваша забота.

– Ваше величество, – промолвил граф, – дайте мне письменный приказ, и я беспрекословно исполню его, на каких бы высоких персон он ни обрушивал кару.

– Мой добрый Пален! – вскричал император. – Ты единственный мой верный слуга! Охраняй же меня, Пален, ибо я вижу, что все жаждут моей смерти, мне не на кого положиться, кроме тебя.

С этими словами царь подписал приказ об аресте обоих великих князей и вручил его графу.

Ловкому заговорщику только того и надо было. Вооруженный этим выдающимся документом, он помчался к Платону Зубову, у которого, как он знал, собрались заговорщики.

– Все раскрыто! – объявил он им. – Вот приказ о вашем аресте. Итак, нельзя терять ни минуты: сегодня ночью я еще губернатор Петербурга, а завтра, может статься, уже буду в тюрьме. Решайте, что делать.

Для колебаний места не оставалось, нерешительность вела прямиком на эшафот, в лучшем случае – в Сибирь. Заговорщики условились той же ночью встретиться у графа Талызина, полковника Преображенского полка. А поскольку их было маловато, они решили привлечь к делу всех недовольных, арестованных накануне, благо утром тридцать офицеров из лучших родов Петербурга были разжалованы, отправлены за решетку или приговорены к ссылке за проступки, заслуживавшие разве что выговора. Граф Пален распорядился, чтобы к воротам тюрем, где находились те, на чье сообщничество он рассчитывал, подогнали десяток саней и держали их там наготове. Затем, убедившись в решимости соратников, он отправился к царевичу Александру.

Последний только что встретил своего отца в дворцовом коридоре и по обыкновению шагнул было к нему, но Павел мановением руки приказал ему удалиться и оставаться у себя вплоть до новых распоряжений. Немудрено, что граф застал его обеспокоенным, так как он не понимал причин отцовского гнева. Поэтому, увидев Палена, он тотчас спросил, не поручил ли его отец передать ему какой-либо приказ.

– Увы! – отвечал Пален. – Да, ваше высочество: мне поручена ужасная миссия.

– И какая же?

– Арестовать ваше высочество и потребовать у вас вашу шпагу.

– У меня? Мою шпагу?! – вскричал Александр. – Но почему?

– Потому что с этой минуты вы – узник.

– Я – узник? Да в чем же меня обвиняют?

– Вашему императорскому высочеству ведомо, что ныне здесь, к величайшему прискорбию, можно порой подвергнуться наказанию и безо всякой вины.

– Император, как мой отец и мой государь, вдвойне наделен властью над моей судьбой, – отвечал Александр. – Покажите мне этот приказ. Я готов повиноваться.

Граф протянул ему приказ. Царевич развернул его, поцеловал подпись своего родителя, потом начал читать, но, наткнувшись на пункт об аресте Константина, воскликнул:

– И брата тоже? А я-то надеялся, что это коснется только меня!

Когда же речь дошла до императрицы, великий князь не выдержал, возмутился:

– О, моя мать! Моя добродетельная мать! Святая душа, что спустилась к нам с небес! Это уже слишком, Пален, это слишком!

И он, уронив на пол приказ, закрыл лицо руками. Граф понял, что настал благоприятный момент.

– Ваше высочество, – сказал он, бросаясь к его ногам, – выслушайте меня. Необходимо предотвратить великие бедствия, положить конец гибельным заблуждениям вашего августейшего отца. Сегодня он хочет отнять у вас свободу, завтра, может быть, посягнет на вашу…

– Пален!

– Ваше высочество, вспомните об участи Алексея Петровича.

– Пален, вы клевещете на моего отца!

– Нет, ваше высочество, ибо я не в сердце его сомневаюсь, а в рассудке. Столько странных противоречий, невыполнимых приказов, бесполезных наказаний можно объяснить лишь влиянием ужасного недуга. Все, кто окружают императора, говорят об этом, да и те, кто далек от двора, твердят то же. Ваш несчастный отец помешался.

– Боже праведный!

– Ваше высочество, нужно спасти его от него самого. Этот совет даю вам не я, я здесь не более чем посредник. Знать, Сенат, вся империя желают одного: надо, чтобы император подписал отречение в вашу пользу.

– Пален! – закричал, отшатнувшись, Александр. – Что вы мне предлагаете?! Чтобы я, я занял место своего отца, когда он еще жив, чтобы я сорвал венец с его головы, вырвал у него из рук скипетр? Это вы сошли с ума, Пален… Никогда, ни за что!

– Но, ваше высочество, разве вы не прочитали приказ? Вы верите, что речь идет всего лишь о тюремном заключении? Нет, поверьте мне: ваша жизнь в опасности.

– Спасите моего брата! Спасите императрицу! Это все, о чем я вас прошу! – простонал Александр.

– Разве это от меня зависит? – вздохнул Пален. – Разве приказ не касается их точно так же, как вас? Как только их возьмут под стражу и они окажутся в тюрьме, кто даст вам гарантию, что сверх меры ретивые придворные в надежде угодить императору не поспешат предупредить его невысказанное желание? Посмотрите, что творится в Англии, ваше высочество! Все то же самое, только там власть не столь всеобъемлюща, а потому и опасность меньше. Тем не менее принц Уэльский готов принять управление страной, хотя безумие короля Георга проявляется тихо и безобидно. К тому же, ваше высочество, есть еще один, последний довод: согласившись на то, что я предлагаю, вы, может быть, спасете жизнь не только великому князю и императрице, но и самому вашему отцу!

– Что вы хотите сказать?

– Власть Павла – бремя столь тяжкое, что аристократия и Сенат решили положить ей конец любыми возможными средствами. Вы не хотите слышать об отречении? Но завтра, быть может, вам придется простить убийство.