Александр Дюма - Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник)

– Пален! – вскричал Александр. – Неужели мне нельзя поговорить с отцом?

– Это исключено, ваше высочество. Дан неукоснительный запрет допускать вас к нему.

– И вы говорите, что жизнь моего отца под угрозой?

– Россия надеется только на вас, ваше высочество. Если мы вынуждены выбирать между законностью, которая нас погубит, и спасительным преступлением, мы выберем преступление.

И граф сделал шаг к двери, будто впрямь собрался уйти.

– Пален! – воскликнул Александр и протянул руку, чтобы его удержать. – Поклянитесь Христом, что жизни моего отца не угрожает никакая опасность и что вы, если это потребуется, умрете, защищая его! Поклянитесь в этом, или я не позволю вам выйти отсюда!

– Ваше высочество, – отвечал Пален, – я сказал вам то, что должен был сказать. Подумайте о моем предложении. А я подумаю о клятве, которую вы у меня просите.

С этими словами граф отвесил почтительный поклон, вышел и выставил охрану у двери царевича. Потом он пошел к великому князю Константину и к императрице Марии, уведомил их о царском приказе, но не принял тех же предосторожностей, которые счел нужными в отношении Александра.

Было восемь часов вечера и, следовательно, уже совсем стемнело, ведь в первых числах марта ночи еще длинны.

Пален поспешил к графу Талызину, где другие заговорщики уже ждали его, и как только он появился, засыпали вопросами.

– Мне некогда ничего объяснять, – урезонил он их, – все пока идет хорошо. Через полчаса я приведу вам подкрепление.

И Пален направился в одну из тюрем.

Поскольку он являлся петербургским губернатором, все двери открывались перед ним. Когда он входил в камеры, окруженный охраной, и устремлял на узников суровый взор, они думали, что настал час их высылки в Сибирь или сейчас их перевезут в другую, худшую тюрьму. Тон, которым Пален приказывал им приготовиться к отъезду, укреплял их в таком предположении. Несчастные молодые люди повиновались. У ворот их ждала целая орава стражей. Они покорно разместились в санях, и кони ринулись в галоп.

Вопреки ожиданиям менее чем через десять минут сани остановились во дворе роскошного особняка. Узникам предложили выйти. Они подчинились. Ворота за ними заперли, караульные солдаты остались снаружи, с ними же был только Пален.

– Следуйте за мной, – сказал он.

Узники исполняли все, что им велели. Войдя в комнату, смежную с той, где собрались заговорщики, Пален сдернул со стола покрывало, и взору молодых людей представилась груда шпаг.

– Вооружайтесь, – обронил граф.

Изумленные узники, повинуясь этому приказу, пристроили на прежнее место шпаги, которые еще сегодня утром у них с позором отобрал палач. Они начинали догадываться, что с ними сейчас произойдет нечто столь же непредвиденное, сколь странное. Пален же велел им открыть дверь, и тут вновь прибывшие увидели своих друзей, с которыми всего десять минут назад не чаяли еще когда-нибудь встретиться. Друзья сидели за столом с бокалами в руках и встретили их возгласом:

– Да здравствует Александр!

Освобожденные узники тотчас бросились к пиршественному столу. Им в нескольких словах объяснили, что задумано сделать. Они еще были вне себя от стыда и гнева из-за унижений, пережитых накануне. Итак, предложение учинить государственный переворот было встречено криками радости, и ни один не отказался от уготованной ему роли в ужасающей трагедии, которой предстояло совершиться.

В одиннадцать вечера около шести десятков заговорщиков вышли из особняка Талызина и двинулись к Святомихайловскому замку. Их возглавляли Бенингсен, бывший фаворит Екатерины Платон Зубов, петербургский губернатор Пален, полковник Семеновского полка Депрерадович, адъютант императора Аргамаков, генерал-майор от артиллерии князь Татаринов, полковник гвардейского Преображенского полка генерал Талызин, кавалергардский адъютант Гарданов, князь Яшвиль и Скарятин.

Заговорщики вошли через парковые ворота Святомихайловского дворца, но когда они проходили под высокими деревьями, простиравшими во мраке у них над головами свои оголенные корявые сучья, стая воронья, разбуженная их шагами, взлетела с таким зловещим карканьем, что они замерли на месте, напуганные этим криком, который у русских считается дурным предзнаменованием. Сомнение охватило конспираторов, они заколебались. Однако Зубов и Пален подбодрили их, и они двинулись дальше.

Войдя во двор, они разделились на две группы: одна под предводительством Палена вошла в особую дверь, через которую граф обычно проходил к императору, когда хотел остаться незамеченным; другой группой командовали Зубов и Бенингсен, а дорогу им показывал Аргамаков. Эти взошли по главной лестнице, и никто их не задержал, так как Пален снял караульные посты дворца и вместо солдат поставил там переодетых офицеров из заговорщиков. Правда, одного часового забыли отослать, и тот, увидев приближающихся, крикнул: «Кто идет?» Тогда Бенингсен, подойдя ближе, распахнул плащ, показал солдату свои ордена и сказал:

– Тише! Разве тебе не ясно, куда мы идем?

– Проходите, дозор, – часовой понимающе кивнул, и убийцы проследовали мимо. В галерее, ведущей в прихожую, их встретил офицер, переодетый солдатом.

– Ну, как император? – спросил его Платон Зубов.

– Вернулся к себе час назад. Теперь уже наверняка лег.

– Отлично, – ответил Зубов, и дозор цареубийц продолжил свой путь.

Павел по своему обыкновению провел вечер у княжны Гагариной. Заметив, что он бледен и мрачен как никогда, она стала настойчиво расспрашивать, что с ним.

– Что со мной? – процедил император. – Пришло время нанести главный удар. Еще несколько дней, и все увидят, как падут головы, которые были мне очень дороги!

Эта угроза ужаснула Гагарину, знавшую о недоверии Павла к своей семье. Под первым же предлогом княгиня выскользнула из гостиной, чтобы предупредить Александра об опасности, и приказала отнести записку в Святомихайловский дворец. Офицер, стоявший на страже у дверей великого князя, имел предписание – не выпускать царевича, поэтому он позволил посланцу войти. Итак, Александр получил записку, которая усилила его тревогу, поскольку знал, что княгиня Гагарина посвящена во все секреты императора.

Около одиннадцати вечера император, по словам часового, вернулся во дворец и вскоре лег.

В этот момент заговорщики достигли прихожей, непосредственно за которой находилась царская опочивальня. Аргамаков постучался в дверь.

– Кто там? – спросил лакей.

– Это я, Аргамаков, адъютант его величества.

– Что вам угодно?

– Я пришел с докладом.

– Ваше высокопревосходительство, вы шутите! Сейчас без малого полночь.

– Да полно, вы ошибаетесь, уже шесть утра. Открывайте живо, иначе император разгневается.