Лариса Склярук - Плененная Иудея. Мгновения чужого времени (сборник)

Где-то здесь живет Сара. Он страстно желал увидеть хотя бы тень девушки, мелькнувшую в комнатах. На черном ночном небе ярко и призывно блистали звезды. Ветер, пролетая, приносил далекий шелест листьев и, дохнув в разгоряченное лицо, мчался дальше, что-то шепча, шурша и стихая за поворотом.

Вдруг открытое окно второго этажа осветилось, кто-то вошел в комнату, поставил свечу на стол и повернулся к окну. Кароль замер. Сара.

Девушка подошла к окну, грациозно перегнулась через подоконник, закрывая на ночь ставни, и тут увидела Кароля. Она чуть прищурила глаза, вглядываясь, и, узнав, вся осветилась.

У Кароля закружилась голова, ему захотелось взлететь, присесть на подоконник рядом с девушкой, обнять ладонями ее гладкое лицо и целовать глаза, губы, кудри. Несколько невыразимо сладостных минут они смотрели друг на друга. Потом Сара медленно, продолжая улыбаться, закрыла ставни.

Еще какое-то время Кароль стоял, весь под впечатлением прошедшей минуты. Если бы он мог, он бы всю ночь летал над темными зубчатыми крышами, охраняя сон любимой. Никогда он не чувствовал себя таким счастливым.

Внезапно справа от него, разрушая поэзию лунной ночи, проскрипев ржавыми петлями, открылась дверь.

– Кто здесь? – грозно спросил хозяин дома, стоя на пороге и для лучшего освещения поднимая над головой зажженную свечу. Слабый свет ее заметался по стенам под порывами ветра. Кароль медленно оторвался от стены, намереваясь ответить, но не успел.

Со стуком распахнулось окно второго этажа, и знакомая нам госпожа Боба быстро проговорила:

– Не беспокойтесь, господин Гирш, это Кароль приходил под окно Сары пожелать ей спокойной ночи.

– Это недопустимо, – строго проговорил господин Гирш, – жених и невеста не должны встречаться накануне свадьбы.

– Они и не встречались, – парировала госпожа Боба, – даже не разговаривали, а лишь улыбнулись друг другу. Что вполне допустимо. Они были достаточно отдалены.

И эта достойная женщина с удовольствием вступила в полемику с соседом о правилах поведения жениха и невесты.

Кароль внезапно почувствовал, что его не только не раздражает это постоянное влезание в чужие, казалось бы, дела, а лишь забавляет и даже доставляет удовольствие. Он тихонько засмеялся и незаметно ретировался.

Затеявшие между собой разговор господин Гирш и госпожа Боба так были заняты, что не обратили на его уход никакого внимания.

В первые дни, живя в семье, принимая внимание и заботу, Кароль в глубине души считал, что он, немец, великодушно снисходит до жизни в еврейской общине. Но постепенно и незаметно эта снисходительность исчезла.

Он почувствовал, что начал привязываться к постоянно хлопочущей, грустной Бейле. К смешливой Мирьям. К открытому, бесхитростному любителю книг Исроэлю.

Ему нравилось смотреть, как Бейла, накинув на голову кружевную шаль, зажигает субботние свечи, ее худые руки словно парят в воздухе, описывая круги над пламенем свечей, как затем, прикрыв ладонями глаза, женщина неслышно читает молитву.

Ему нравились доброта и миролюбие жителей гетто. Хотя, как профессиональному военному, Каролю было чуждо такое смирение, такая безответность и жертвенность.

Однажды в субботний вечер, сидя за столом, покрытым белой с золотой вышивкой праздничной скатертью, благодушный после вкусного ужина, бокала сладкого вина, субботних песен, в доброжелательной, дружелюбной, любящей атмосфере дома, в наступившее для беседы время Кароль решил высказаться, надеясь, что к нему, к его мнению прислушаются.

– Я постоянно слышу слово «погром», – сказал он, и все повернулись в его сторону, – думаю, что с этим нельзя мириться, нельзя мириться с нападениями на себя. Необходимо давать отпор, а для этого нужно заниматься военным делом, усиленно тренироваться, создавать отряды обороны, закупить оружие…

За столом кроме Йосефа бен Элазара, Бейлы, Кароля, Исроэля и Мирьям был еще приглашенный гость – всеми уважаемый знаток Талмуда, господин Менаше. Гость был невысок ростом, худ. Его лицо со впалыми щеками, невзрачной пегой бородой освещалось умными, проницательными, горящими глазами.

Слова Кароля были неожиданны, и все с любопытством посмотрели на того, кого они последнее время словно не узнавали. И лишь глаза Исроэля после этих слов загорелись боевым восторгом.

– Да! Да! Ты прав. Это необходимо. Вы бы видели, как он дрался. – И, вскочив из-за стола, Исроэль стал, подпрыгивая и размахивая руками, демонстрировать удары Кароля: «Пах! Пах!» Его худенькая сутуловатая фигура, тощие ноги в черных чулках и туфлях с пряжками, развевающиеся пейсы были настолько неудачным примером слов Кароля, что веселая хохотушка Мирьям прыснула от смеха, Бейла улыбнулась и даже Кароль, не желая обижать Исроэля, все же с трудом удержался от смеха.

Лишь двое пожилых мужчин не позволили себе улыбки, переглянулись и остались серьезными.

– А кстати, где ты научился так драться? – запыхавшись, спросил Исроэль и чуть в замешательстве, словно рассуждая с самим собой, тихо добавил: – В Танахе нигде не сказано, что евреи занимались спортом или участвовали в состязаниях.

После этих слов за столом наступила смущающая всех тишина. Наконец Йосеф бен Элазар произнес, строго глядя на старшего сына:

– Я говорил у же тебе, Кароль. Удел евреев – смирение.

– Позвольте с вами не согласиться, – отчужденно проговорил Кароль, и каждый за столом эту отчужденность заметил. – Насколько я помню историю, евреи и сопротивлялись, и боролись, и сражались. Возьмем хотя бы в пример Маккавеев или Иудейскую войну.

– Примеры, безусловно, достойные, – огладив тощую бороду, степенно вмешался в разговор господин Менаше, – боролись, сражались… – Он помолчал и закончил: – И были рассеяны по всему миру, потеряв Храм и Иерусалим. Я понимаю твое желание быть героем, Кароль. Ты молод. Но мы не можем сейчас бороться. Нас слишком мало, и наша задача сохранить веру. «В каждом поколении хотят сокрушить нас и уничтожить… Но Святой, да будет Он благословен, избавляет нас от их рук», – закончил господин Менаше словами из пасхальной Агады, выпрямляясь и вздымая вверх ладони. Метнулись рукава его просторной черной хламиды.

Йосеф бен Элазар, соглашаясь, кивнул головой. Офицера Карла Дитфрида эти слова совершенно не убедили, и он хотел продолжить спор.

– О сохранении и речь… – начал он, но тут его взгляд упал на Бейлу. На тихую, молчаливую, заботливую Бейлу, к которой он проникся большой симпатией. Потемнев лицом и опустив голову, Бейла трясущейся рукой разглаживала какую-то складку на скатерти. И не слова мудрого Менаше, а вид трясущихся рук Бейлы лишил Кароля желания продолжать разговор в ее присутствии.