Евгений Штейнберг - Индийский мечтатель

Султан пришел в ярость:

— Зачем русский взялся за такое гнусное дело?

— Объясните ему, Патрик, — сказал Герасим Степанович с достоинством, — что сперва я в этом поручении ничего худого не усматривал. Мне было сказано, что Типу-султан ненавидит англичан и поэтому лучше вести с ним дела от имени французов или русских. Но, узнав по дороге сюда о ростовщических махинациях этого англичанина в Карнатике, я решил действовать иначе.

— Кто поручится, что он не лжет? — спросил Типу грозно.

— Никто, — ответил Лебедев спокойно. — Но пусть государь поразмыслит: если бы я исправно исполнил поручение, то получил бы от Бенфильда крупную награду. Тем не менее я поступил так, как мне подсказывала совесть.

Типу сошел вниз по ступеням трона, приблизился к пленникам и пристально посмотрел в глаза каждому из них.

— Многие обманывали меня и платили злом за добро, — сказал он наконец, — но сердце говорит мне, что вам можно верить. — Лицо султана озарилось улыбкой. — Пусть он расскажет мне о Франции и о России! — указал он на Лебедева. — Только не теперь — у меня еще много важных дел сегодня. Вечером я пришлю за вами. Ступайте с миром оба!

На этот раз пленники очутились в просторном покое, вымощенном мозаичными плитками, с низкими диванами по стенам и небольшим бассейном для омовений. Двое слуг принесли подносы с кушаньями и напитками. После ночи, проведенной в душном подвале, это казалось сказочным блаженством.

Умывшись прохладной водой и насытившись, пленники растянулись на мягких диванах.

— Что вы обо всем этом думаете? — спросил Герасим Степанович.

Деффи пожал плечами:

— Трудно сказать… Человека сразу не разгадаешь.

— А ей-богу, он мне понравился! — воскликнул Лебедев. — Такой живой, впечатлительный, быстрый и… доверчивый. Это он только делал вид, что подозревает нас, а в душе сразу поверил. Разве не так?

— Очень может быть… Англичане изображают Типу-султана кровожадным чудовищем. Думаю, что это сильно преувеличено.

— К стыду своему, — сказал Лебедев, — я почти ничего не знаю ни о Майсуре, ни о его правителе. А вы?

— Кое-что…

— Расскажите, Патрик!

— Видите ли, маэстро, я никогда не любил много разговаривать, а за последнее время и вовсе отвык… Да и рассказчик я неважный… Но, если вы просите…

— Вот и чудесно! — обрадовался Лебедев.

Патрик помолчал минуту, затем спросил:

— Должно быть, вы слыхали о таких людях, как султан Бабур, покоривший Индию двести пятьдесят лет назад, или персидский завоеватель Надир-шах? 26 26 Султан Бабур, завоевавший северную Индию в 1525 году, был основателем мусульманской Индийской империи Великих Моголов. Надир-шах (1688–1747) — знаменитый иранский завоеватель.

— Еще бы! — сказал Лебедев. — Эти имена мне известны.

— Можете прибавить к ним еще одно: имя Хайдера-Али. Разумеется, дела его были не столь грандиозны, а слава не так громка, однако он принадлежит к той же породе — породе талантливых авантюристов, которые гордо именовали себя «сыновьями своего меча»… Могучие это были люди, маэстро!

— Ох, Патрик, — покачал головой Герасим Степанович, — не вызывают во мне восторга подобные герои! Моря крови… горы трупов… развалины и пепелища… Ну что в этом хорошего? Ни о чем они не заботились, кроме собственной славы. Нет, мой друг, мои кумиры не таковы… Мыслители, художники, поэты — вот кого я чту, кем восхищаюсь! Питомцы муз, люди высоких помыслов, оплодотворяющие умы и души человеческие.

— Пусть так! — согласился Деффи. — Я тоже не поклонник деспотов, можете быть спокойны. Однако у этих восточных завоевателей есть отличные качества: несокрушимая воля, неодолимая энергия. Это люди действия, а не бесплодной болтовни. Миру нужно действие, чорт возьми! Действие, а не слова.

Лебедев с удивлением посмотрел на собеседника. Он никак не ожидал такого бурного порыва от этого замкнутого, молчаливого человека.

Но Деффи уже вернулся к прерванному повествованию:

— Итак, Хайдер-Али, сын простого солдата-мусульманина, в юности нанялся в майсурское войско. Тогда здесь царствовал индусский раджа, ничтожный и слабовольный. Хайдер-Али быстро выдвинулся, стал видным военачальником, одержал победы над армиями других индийских властителей. В конце концов он низложил раджу и оказался повелителем Майсура. Тут-то и явилась у него идея, которой он посвятил всю свою дальнейшую жизнь.

— Какая же? — спросил Лебедев, внимательно слушавший.

— Объединение Индии, ее освобождение от чужеземного ига.

— Что ж, — заметил Лебедев задумчиво, — я нахожу это справедливым.

— Все его правление прошло в войнах с Ост-Индской компанией, — продолжал Деффи. — Чтобы успешнее бороться против англичан, Хайдер-Али заключил союз с их главными соперниками — французами… О, этот полководец доставил множество неприятностей британским генералам! Недаром его смерть два года назад вызвала такое ликование в Калькутте и Лондоне… Преемником Хайдера стал тот человек, с которым мы только что беседовали. Кажется, он унаследовал заветную мечту своего отца. Но пока еще рано судить о нем. Говорят, он уступает Хайдеру в государственной мудрости, обвиняют его и в слишком фанатичной приверженности к исламу, в притеснениях индусов-брахманистов, составляющих большинство населения Майсура. Не знаю, верно ли это…

— Сложна же жизнь в этой стране! — вздохнул Лебедев. — Сколько религий, народностей, государств, сект, языков, наречий, каст… Как разобраться в этом? Как постичь?

— Поживете несколько лет, станет яснее.

— Может быть… Но я должен вникнуть поглубже, добраться до истоков, понимаете, Патрик?.. А как этого добиться, если мне недоступна индийская книга?

— Нужно знать санскрит, язык древней Индии, — сказал Деффи. — Без этого ничего не выйдет.

— Вот то-то и есть! — печально подтвердил Лебедев.

Они помолчали…

— Однако, маэстро, — напомнил Деффи с едва заметной улыбкой, — сестра нашего Сону…

— Да, да, конечно! — заторопился Лебедев. — Я уже придумал кое-что… Если нам удастся завоевать расположение султана, то задача наша будет не такой уж трудной. Мы добьемся освобождения всех наших, затем предложим султану послушать оркестр и попросим его показать нам своих танцовщиц. Вероятно, маленькая Кавери окажется в их числе…

— А если нет?

— Тогда… Пока еще не знаю.

Вечером Типу-султан сам явился к ним. Прежде всего, он хотел услышать рассказ о французском дворе, о короле Людовике, об его армии и флоте. Герасим Степанович, насколько мог, постарался удовлетворить его любопытство, но оговорился, что, будучи артистом, мало интересовался политическими, а тем более военными делами.

— Жаль! — сказал Типу. — Твоя музыка нужна только для забавы праздных, а государственное управление — самое важное на земле.