Александр Дюма - Все приключения мушкетеров

После этих слов наступило минутное молчание. Кардинал, вероятно, обдумывал выражения, а миледи напрягала все свои способности, чтобы понять и удержать слова его в памяти.

Атос воспользовался этою минутой, чтобы сделать знак своим товарищам запереть дверь изнутри и подойти слушать вместе с ним.

Мушкетеры, любившие комфорт, принесли стулья для себя и для Атоса. Все трое сели, наклонили головы и начали прислушиваться.

– Вы поедете в Лондон, – продолжал кардинал, – увидитесь там с Бокингемом.

– Позвольте заметить вашей эминенции, – сказала миледи, – что после происшествия с бриллиантовыми наконечниками, в котором герцог подозревает меня, он мне не доверяет.

– Но на этот раз, – сказал кардинал, – вы и не нуждаетесь в его доверии; вы явитесь к нему просто для переговоров.

– Просто, – повторила миледи с выражением лукавства.

– Да, просто, – повторил кардинал тем же голосом. – Эти переговоры должны быть ведены открыто.

– Я буквально последую вашим наставлениям и ожидаю их.

– Вы явитесь к Бокингему от моего имени и скажете ему, что мне известны все его приготовления, но что я о них вовсе не беспокоюсь, потому что при первом его движении я погублю королеву.

– Поверит ли он, что вы в состоянии привести в исполнение эти угрозы?

– Да, у меня есть тому доказательства.

– Могу ли я представить ему эти доказательства?

– Без сомнения. Вы скажете ему, что я опубликую донесение Боа-Робера и маркиза де Ботрю о свидании герцога с королевой у жены коннетабля вечером во время маскарада. Чтобы он в этом не сомневался, вы скажете ему, что он был там в костюме Великого Могола, который хотел надеть де Гиз, но герцог купил у него этот костюм за три тысячи пистолей.

– Хорошо.

– Я знаю все подробности о том, как он был ночью во дворце в костюме итальянского предсказателя. Чтобы он не сомневался в верности моих сведений, вы скажете ему, что у него под плащом было белое платье, усеянное черными блестками, мертвыми головами и костями, потому что в случае, если бы его узнали, он должен был превратиться в белую даму, которая, как всем известно, всегда является привидением в Лувре перед каким-нибудь важным событием.

– Все?

– Скажите ему еще, что мне известны все подробности приключения в Амьене, что я велю составить из него маленький интересный роман, с планом сада и портретами главных действующих лиц этой ночной сцены.

– Я скажу ему это.

– Скажите ему еще, что Монтегю в моей власти, что он в Бастилии, что хотя при нем не нашли никакого письма, но что пытка может заставить его сказать все, что он знает и даже… то, чего он не знает.

– Прекрасно.

– Наконец прибавьте, что при отъезде с острова Ре герцог в поспешности забыл в своей квартире известное ему письмо г-жи де Шеврёз, которое очень компрометирует королеву, доказывая, что она не только может любить врагов короля, но даже находиться в заговоре с врагами Франции. Запомните ли вы хорошо все, что я вам сказал?

– Скажите, все ли я помню: бал у жены коннетабля; ночь в Лувре; вечер в Амьене; арест Монтегю; письмо госпожи де-Шеврёз.

– Так, так, – сказал кардинал, – у вас прекрасная намять, миледи.

– Но, – отвечала она на этот лестный комплимент, – если, несмотря на все эти доводы, герцог не сдастся, и будет по-прежнему угрожать Франции?

– Герцог влюблен до безумия, – сказал язвительно Ришелье. – Он, как древний паладин, начал эту войну только для того, чтобы заслужить ласковый взгляд своей возлюбленной. Если он узнает, что эта война стоит чести, а может быть, и свободы даме его мыслей, как он выражается, ручаюсь вам, что он не оставит этого без внимания.

– А если он все-таки, – сказала миледи с настойчивостью, – будет упорствовать?

– Если он будет упорствовать, – сказал кардинал. – Это невероятно.

– Это возможно, – сказала миледи.

– Если он будет упорствовать!.. Я буду надеяться на одно из тех событий, которые изменяют государственный порядок.

– Если бы вы указали мне в истории на какое-нибудь подобное событие, – сказала миледи, – может быть, я разделяла бы вашу уверенность в будущем.

– Вот вам пример, – сказал Ришелье. – Когда в 1610 году блаженной памяти король Генрих IV, побуждаемый почти такими же причинами, как теперь герцог, напал вдруг на Фландрию и Италию, чтобы поразить Австрию с двух сторон, не случилось ли происшествия, которое спасло Австрию? Отчего бы королю Франции не быть также счастливым как был император?

– Вы говорите об ударе ножа на улице Железного ряда?

– Именно, – сказал кардинал.

– Но вы не боитесь, что казнь Равальяка напугает тех, кому пришла бы в голову мысль подражать ему?

– Во все времена и во всех странах, и особенно в тех, где есть религиозные раздоры, найдутся фанатики, готовые сделаться мучениками. Именно теперь пуритане озлоблены против герцога Бокингема и проповедники их называют его антихристом.

– Так что же? – спросила миледи.

– То, – отвечал равнодушно кардинал, – что нужно бы только найти, например, женщину красивую, молодую и ловкую, которая искала бы случая отомстить герцогу за себя. Подобную женщину можно найти: герцог человек светский; и хотя он во многих возбуждал любовь клятвами в вечном постоянстве, но он нажил много врагов своими вечными изменами.

– Без сомнения, – сказала хладнокровно миледи, – подобную женщину можно найти.

– Подобная женщина, вложа в руки какого-нибудь фанатика нож Жака Клемента или Равальяка, спасла бы Францию.

– Да, но она была бы сообщницей убийства.

– А разве кто-нибудь знает союзников Равальяка или Жака Клемента?

– Нет; но может быть это потому, что они стали так высоко, что никто не осмелился подозревать их; не для всякого сожгли бы палату юстиции.

– А вы думаете, что пожар в палате юстиции произошел не случайно? – спросил Ришелье равнодушно.

– Я ничего не думаю, отвечала миледи. – Я привожу только факт. Я говорю только, что если б я была г-жа де Монпансье или королева Мария Медичи, то не принимала бы столько предосторожностей, как теперь, называясь просто леди Клерик.

– Это справедливо, – сказал Ришелье. – Чего же вы желали бы?

– Я желала бы, чтобы вы вперед одобрили все, что я сочту полезным для блага Франции.

– Но прежде надо отыскать женщину, которая искала бы отомстить герцогу.

– Она найдется, – сказала миледи.

– Потом нужно найти фанатика, который бы послужил орудием правосудия Божия.

– Он найдется.

– Тогда можно будет получить одобрение, о котором вы сейчас говорили.

– Вы правы, – сказала миледи, – и я была виновата, когда полагала, что поручение, которым вы меня удостаиваете, не ограничивается тем, что вы мне сказали прежде, то есть объявить герцогу от вашего имени, что вам известны разные переодевания, посредством которых он достиг сближения с королевой, на балу у жены коннетабля; что вы имеете доказательства свидания в Лувре королевы с итальянским предсказателем, который был не кто иной, как герцог Бокингем; что вы приказали написать маленький интересный роман из приключения в Амьене, с планом сада, где оно происходило и портретами действующих лиц; что Монтегю в Бастилии; что пытка может принудить его сказать все, что он помнит и даже то, что он забыл; наконец, что у вас есть письмо госпожи де Шеврёз, найденное в квартире герцога, очень компрометирующее не только ту, которая писала его, но и ту, от чьего имени оно писано. Потом, если, несмотря на все это, он будет упорствовать, то, как мое поручение этим ограничивается, мне остается только молить Бога сделать какое-нибудь чудо для спасения Франции. Это все так, не правда ли? И тогда мне больше ничего не остается делать?