Александр Дюма - Все приключения мушкетеров

– Если он не доверил вам, как же он доверил вам этот приказ?

– Он думал, что я не знаю, что тут написано.

Так вы едете в Портсмут?

Мне нельзя терять времени; завтра 23 и Бокингем завтра же уезжает с флотом.

– Он уезжает завтра; куда же он едет?

– К ла Рошели.

– Он не должен ехать туда! – вскричала миледи; изменяя своей обыкновенной осторожности.

– Будьте спокойны, – отвечал Фельтон, – он не поедет.

Миледи вздрогнула от радости; она догадалась, что в этих словах заключалась смерть Бокингема.

– Фельтон…, – сказала она, – вы великий человек: если вы умрете, я умру вместе с вами: вот все, что я могу вам сказать.

– Молчите! – сказал Фельтон, – мы приехали.

В это время лодка пристала к шлюпке.

Фельтон первый вошел по лестнице и подал руку миледи, между тем как матросы поддерживали ее, потому что море еще сильно волновалось.

Через минуту они были на палубе.

– Капитан, – сказал Фельтон, – вот особа, о которой я вам говорил; ее надо доставить во Францию.

За тысячу пистолей, сказал капитан.

– Я вам дал уже 500.

– Правда, – отвечал капитан.

– А вот остальные пятьсот, – сказала миледи, показывая на мешок с золотом.

– Нет, – сказал капитан, – мы уговорились так, что остальные 500 пистолей я получу по приезде в Булонь.

– А мы доедем туда?

– Это также верно, – сказал капитан, – как то, что меня зовут Джек Бугтлер.

– Хорошо! – сказала миледи; – если вы исполните условие, то я вам дам не 500, а 1,000 пистолей.

– Ура! – вскричал капитан, – дай Бог почаще иметь таких пассажиров.

– Теперь, – сказал Фельтон, – отвезите нас в маленькую бухту, знаете, в которую мы условились.

Капитан тотчас сделал нужные распоряжения к отъезду; шлюпка отправилась и около 7 часов утра бросила якорь в той бухте, где Фельтону нужно было высадиться.

Дорогой Фельтон рассказал миледи, что вместо того чтоб ехать в Лондон, он нанял шлюпку и возвратился к замку, влез на стену, цепляясь за камни и наконец добравшись до оконной решетки, привязал лестницу; остальное миледи знала.

Миледи, со своей стороны, старалась ободрить Фельтона в исполнении его плана; но из нескольких слов его она заметила, что этого молодого фанатика скорее надо было удерживать, чем поощрять.

Уговорились, что миледи будет ждать Фельтона до 10 часов; если он к 10 часам не возвратится, то она уедет.

Во всяком случае, если только он будет свободен, то увидится с ней во Франции, в монастыре Бетюнских кармелиток.

Фельтон простился с миледи, как брат прощается с сестрой, отправляясь на обыкновенную прогулку, и поцеловал ей руку.

Он казался спокойным как обыкновенно: только глаза его блестели каким-то особенным огнем как в лихорадке; он был очень бледен, губы были сжаты и он говорил коротко и отрывисто, из чего видно было, что его беспокоили какие-то мрачные мысли.

Переезжая в лодке на берег, он все время смотрел на миледи, которая, стоя на палубе, провожала его глазами. Оба они не боялись уже преследования; в комнату миледи никогда не входили раньше 9 часов утра, а чтобы доехать от замка до Лондона, нужно было три часа.

Фельтон вышел на берег, поднялся на небольшой холм, в последний раз поклонился миледи и отправился в город.

Как дорога гада понижаясь от высокого берега, то пройдя сто шагов, он мог видеть уже только мачту шлюпки.

Он тотчас побежал к Портсмуту, которого дома и башни виднелись сквозь туман за полмили впереди.

За Портсмутом море покрыто было кораблями, мачты которых как лес тополей зимою, качались от ветра.

Дорогою Фельтон припоминал все обвинения, истинные или ложные, против любимца Якова VI и Карла I, слышанные им во время продолжительного пребывания его между пуританами.

Когда он сравнивал открытые преступления этого министра, гласные, известные всей Европе, с частными и неизвестными преступлениями, в которых обвиняла его миледи, он находил, что Бокингем гораздо был виновнее в тех проступках, которые были неизвестны народу. Любовь его к миледи, такая странная и пламенная, заставила его видеть низкие и вымышленные обвинения леди Винтер в огромных размерах: точно так едва заметные атомы через увеличительное стекло кажутся ужасными чудовищами.

Быстрота бега еще больше разогревала кровь его; мысль о том, что он расстался с женщиной, подвергавшейся опасности страшного мщения, с женщиной, которую он любил, или, лучше сказать, обожал; недавнее волнение чувств, усталость, все это воспламеняло душу его.

Он пришел в Портсмут около восьми часов утра; улицы наполнены были народом; барабаны били в городе и на пристани; десантные войска шли к морю.

Фельтон пришел к адмиралтейству, весь покрытый пылью и потом; лицо его, обыкновенно бледное, покраснело от жару и гнева. Часовой не хотел пропустить его; но Фельтон позвал начальника поста, и, вынув из кармана письмо, сказал:

– Важные бумаги от лорда Винтера.

При имени лорда Винтера, которого знали как одного из искренних друзей герцога, начальник поста велел пропустить Фельтона, бывшего притом в мундире морского офицера.

Фельтон вошел во дворец.

Когда он вошел в переднюю, вместе с ним вошел туда какой-то человек, усталый, весь в пыли, только что приехавший верхом на лошади, которая тотчас же пала от изнеможения.

Фельтон и неизвестный обратились в одно время к Патрику, доверенному камердинеру герцога; Фельтон сказал, что он от лорда Винтера; незнакомец не хотел сказать своего имени, говоря, что он только самому герцогу наедине мог сказать кто он. Оба настаивали, чтобы пройти прежде.

Патрик, знавший, что лорд Винтер был в деловых и дружеских сношениях с герцогом, отдал предпочтение тому, кто приехал от его имени. Другой должен был подождать, и заметно было, как он проклинал это замедление.

Камердинер провел Фельтона через большую залу, в которой дожидались депутаты из ла Рошели, под начальством князя де Субиз, и ввел его в кабинет, где Бокингем, выйдя из ванны, оканчивал свой туалет, которым он, как и всегда, занимался с особенным вниманием.

– Поручик Фельтон, – сказал Патрик, – от лорда Винтера.

– От лорда Винтера – повторял Бокингем, – проси.

Фельтон вошел. В это время Бокингем бросил на диван богатый халат, шитый золотом, и надевал камзол из голубого бархата, осыпанный жемчугом.

– Отчего барон сам не приехал? – спросил Бокингем; – я ожидал его сегодня утром.

– Он поручил мне сказать вашей светлости, – отвечал Фельтон, – что он, к сожалению, не мог иметь этой чести, потому что должен был караулить замок.

– Да, да, – сказал Бокингем, – я знаю, у него есть пленница.

– О ней-то я и хотел поговорить с вашею светлостью, – сказал Фельтон.