Александр Дюма - Все приключения мушкетеров

– Негодяй! – сказала миледи.

Понятно, что это прозвание отозвалось в глубине сердца д’Артаньяна.

– Ну, и что же? – продолжала она.

– Я отомщу за вас этому негодяю, – сказал д’Артаньян, принимая вид дона Иафета из Армении.

– Благодарю, храбрый друг мой! – сказала миледи, – когда же я буду отомщена?

– Завтра, сейчас же; когда вы пожелаете.

Миледи хотела сказать: «сейчас же»; но она подумала, что подобная торопливость была бы неприятна для д’Артаньяна.

К тому же ей нужно было принять предосторожность и дать много советов своему защитнику для того, чтобы он избежал объяснений с графом при свидетелях. Все это было предупреждено одним словом д’Артаньяна.

– Завтра или вы будете отомщены, или я умру, – сказал он.

– Нет, – сказала она, – вы отомстите за меня, но не умрете. Он трус.

– Может быть, с женщинами, но не с мужчинами. Я это знаю.

– Но в борьбе с ним вы, кажется, не могли пожаловаться на счастье.

– Счастье непостоянно: сегодня оно благоприятно, а завтра может повернуться ко мне спиной.

– Это значит, что вы колеблетесь теперь.

– Нет, я не колеблюсь, сохрани меня Бог. Но справедливо ли посылать меня на смерть, не вознаграждая ничем, кроме надежды на будущее?

– Это совершенно справедливо, – сказала она с нежностью.

– О, вы ангел, – сказал он.

– Следовательно, все решено? – сказала она.

– Кроме того, о чем я вас прошу, душа моя.

– Но ведь я вам говорю, что вы можете положиться на мою любовь.

– Я не располагаю завтрашним днем, чтобы дожидаться.

– Молчите, я слышу шаги брата; не нужно, чтоб он видел вас здесь.

Она позвонила; вошла Кетти.

– Уйдите через эту дверь, – сказала она, отворяя маленькую потаенную дверь, – и приходите в 11 часов; мы кончим тогда наш разговор. Кетти введет вас ко мне.

Бедная девушка едва не упала при этих словах.

– Ну, что же вы стоите как статуя? Проводите кавалера, и сегодня вечером в 11 часов… вы слышали?

«Кажется, она имеет обыкновение назначать свидание в 11 часов», – подумал д’Артаньян.

Миледи протянула ему руку, которую он нежно поцеловал.

«Да, – подумал он, уходя и едва отвечая на упреки Кетти, – я не буду дураком; эта женщина очень хитра и преступна; надо быть осторожным».

Д’Артаньян, вместо того чтобы зайти сейчас же к Кетти, которая убедительно просила его о том, вышел из дому. Он сделал это по двум причинам: во-первых, он, таким образом, избегал упреков, обвинений и просьб; во-вторых, ему нужно было немного обдумать свое положение и насколько возможно разгадать мысли этой женщины. Яснее всего было то, что д’Артаньян до безумия любил миледи, а она не любила его нисколько.

Сначала д’Артаньян думал, что всего лучше было бы пойти домой и написать миледи длинное письмо, в котором признаться ей, что он и де Вард были до сих пор одно и то же лицо, и что, следовательно, он мог убить де Варда только посредством самоубийства. Но им также овладело дикое желание мести; он хотел овладеть этою женщиной под своим собственным именем, и так как это мщение казалось ему приятным, то он не хотел от него отказаться.

Он обошел пять или шесть раз Королевскую площадь, оборачиваясь после каждых десяти шагов, чтобы взглянуть на свет в комнате миледи, который был виден сквозь шторы; видно было, что теперь миледи не спешила уйти в свою спальню как в первый раз.

Наконец свет исчез.

С этим светом исчезла и последняя нерешимость д’Артаньяна; он припомнил подробности первой ночи, сердце его сильно билось, голова была в огне, он возвратился в дом и вошел в комнату Кетти.

Эта девушка, бледная как смерть, дрожа всеми членами, хотела остановить своего любовника, но миледи, услышав шум при входе д’Артаньяна, отворила дверь.

– Войдите, – сказала она.

Это было сказано с таким невероятным бесстыдством, с такою чудовищною наглостью, что д’Артаньян едва мог верить тому, что видел и слышал.

Он догадывался, что вовлечен в одну из тех фантастических интриг, которые случаются только во сне.

Тем не менее, он пошел к миледи, увлекаемый силою притяжения как железо к магниту.

Дверь за ним затворилась.

Кетти бросилась к двери.

Ревность, злоба, оскорбленное самолюбие – все эти страсти, волнующие сердце влюбленной женщины, – побуждали ее открыть все; но она погибла бы, если бы призналась, что сама помогала в этом деле и кроме того она потеряла бы навсегда д’Артаньяна.

Эта последняя мысль заставила ее принести последнюю жертву.

Д’Артаньян достиг цели всех своих желаний; в нем любили уже не соперника, а его самого. Тайный голос в глубине души говорил ему, что его ласкали только как орудие мести, в ожидании, что он совершит убийство; но его гордость, самолюбие, страсть заглушали этот голос. Притом наш гасконец, со свойственною ему самоуверенностью, сравнивал себя с де Вардом и спрашивал самого себя, почему бы и его не любить.

Итак, он совершенно предался минутному увлечению. Миледи уже не была для него женщиной с гибельными намерениями, страшившими его прежде, она была пылкою и страстною любовницей, преданною вполне любви, которую, казалось, она сама чувствовала. Таким образом, прошло около двух часов.

Между тем восторг любовников охладел; миледи, не разделявшая увлечения д’Артаньяна, первая возвратилась к действительности и спросила его, нашел ли он какой-нибудь предлог вызвать на другой день на дуэль де Варда.

Но мысли д’Артаньяна приняли совсем другое направление; он растерялся как глупец, и отвечал, что возле нее он не в состоянии думать о дуэли.

Эта холодность к предмету, единственно занимавшему ее, испугала миледи, и вопросы ее сделались еще настойчивее.

Тогда д’Артаньян, вовсе не думавший об этой невозможной дуэли, хотел переменить разговор, но не мог.

Миледи увлекающим умом своим и железною волей удерживала его в заранее начертанных ею границах.

Д’Артаньян думал, что поступает очень умно, советуя миледи отказаться от ужасных замыслов и простить де Варда.

Но при первых словах его она вздрогнула и отошла от него.

– Разве вы боитесь, любезный д’Артаньян? – сказала она насмешливым и резким голосом, который странно звучал в темноте.

– Вы, верно, этого не думаете, душа моя, – сказал д’Артаньян; – но может быть, бедный де Вард был не так виноват, как вы полагаете.

– Во всяком случае, – сказала миледи, – он обманул меня, и этим обманом заслужил смерть.

– Ну, так он умрет, если вы приговорили его к смерти! – сказал д’Артаньян твердым голосом, который показался миледи выражением самой непоколебимой преданности.

Она сейчас же опять приблизилась к нему.

Не можем сказать, скоро ли прошла эта ночь для миледи, но д’Артаньян думал, что он находился с нею не больше двух часов, как свет начал уже пробиваться между складками занавесок.