Роберт Сервис - Аргонавты 98-го года. Скиталец

— Держите его, ребята. А я погляжу, чем он так дорожит.

Сильным движением Мун выхватил у старика чемодан. У Брайна вырвался дикий возглас.

— Ага, — произнес Мун. — Я так и подозревал. Чемодан вовсе не заперт.

Наклонившись, он приоткрыл чемодан, но тотчас же захлопнул его.

— Мерзавец!

Когда он повернулся к Брайну, лицо его было ужасно.

— Скитер Симмс, он же Кальвин Гридлей, он же Хайрам Брайн, игра окончена! Раньше я мог бы отпустить тебя, но теперь… Эй, ребята, пусть один из вас сбегает за мистером Джонсом, а я подержу пойманного, хотя мне противно дотронуться до этой гадины. Скорее!

Туземец ушел, Мун свалил Брайна на землю и придавил его коленом. Негодяй барахтался и болтал ногами, а Мун смеялся.

— Я сразу узнал тебя, Гридлей, но я только хотел удостовериться в том, что ты также и Симмс. Пощады тебе не будет. Я мог бы сам тебя убить, но я хочу предоставить это другим. Алло, Айрон.

Джонс торопливо явился. Он задыхался, и на нем была лишь набедренная повязка.

— Ты знаешь, какая сволочь у меня под ногами? — крикнул Мун. — Посмотри на него, Джонс. Это Гридлей. Гридлей, снявший бороду и явившийся отомстить, как он поклялся. А ты знаешь, как он хотел отомстить? Ты взгляни только в чемодан.

Джонс осторожно заглянул в чемодан и, быстро захлопнув его, отскочил назад.

— Гремучие змеи!

— Да, гремучие змеи. Целая куча свернувшихся гадин. Он вставил в чемодан проволочную клетку, на дне которой они переплелись в клубок. Довольно большие змеи. Их наверное, штук сто. Если их выпустить, то они быстро размножатся и превратят этот остров в настоящий ад. Мы стараемся устроить здесь рай, а Гридлей наделяет нас змеями. Ты только подумай об этом. Всюду водятся змеи, а у нас здесь ни одной. Ведь это было бы для нас amp;apos; проклятием. Лучшей мести этот дьявол не мог бы придумать.

— Паршивая собака, — огрызнулся Джонс.

Мун продолжал:

— Послушай, Джонс. Возьми чемодан так осторожно, как если бы это была самая драгоценная вещь на свете. Не расшевели только спящих гадин. Вывези чемодан на середину лагуны, привяжи к нему большой камень и утопи его в самом глубоком месте. Но сперва отведи Гридлея в деревню. Расскажи туземцам, что он собирался сделать. Ты даже можешь дать им взглянуть на гадюк в клетке. Обрати внимание на то, что укусы гремучих змей являются безусловно смертельными. А затем… остальное предоставь им самим…

Гридлей истерически закричал.

— Заткни ему рот тряпкой, — сказал Мун. — Он разбудит всех в доме.

Но было слишком поздно. Фелиция уже бежала к ним.

— В чем дело? Что вы делаете с мистером Брайном?

— Пожалуйста, идите в дом, миссис Арден. Вам здесь не место теперь. Я потом все объясню

Они подняли негодяя, который на этот раз обратился к Фелиции.

— Будьте милосердны! — завопил он.

— Он не заслуживает милости, — сурово сказал Мун. — Пожалуйста, идите к себе в комнату, миссис,

— Не слушайте его, — кричал негодяй, отбиваясь от Муна. — Отпустите меня теперь.

Затем он выпустил свой последний заряд.

— Он жулик, он арестант. Не верьте ему. Он не заслуживает доверия. Он сидел в тюрьме. Спросите сами у него.

Мун деликатно взял Фелицию за плечи, повернул ее и почти толкнул по направлению к дому. Ошеломленная, испуганная, она повиновалась ему, но остановилась у беседки, как будто в ожидании.

— А теперь, — произнес Мун с грозным спокойствием, поворачиваясь к человеку, который выдал его, — я думаю, что это наша последняя встреча.

Мун и Фелиция молча возвращались домой. Он не мог смотреть ей в лицо. Ее губы были плотно сомкнуты. Расставшись с ним без единого слова, она направилась в свою комнату. Он пожал плечами.

«В конце концов» — подумал он, — не все ли равно?»

Он пошел в свою комнату и начал укладывать в дорожный мешок свои скудные пожитки. Покончив с этой неприятной, раздиравшей душу работой, он инстинктивно обернулся и увидел, что на пороге стояла Фелиция.

— Что вы делаете?

— Укладываю вещи.

— Зачем?

— Чтобы уехать.

— Почему вы хотите уехать?

— Что ж, после того, что вы слышали, я полагаю, вы не захотите, чтобы я остался.

— После того, что я слышала? Что именно?

— Что я человек, осужденный за преступление.

— Но я этому не верю.

— Это правда. Я отбыл тюремное заключение.

— В таком случае, я не верю, что вы были виновны.

— Да, я не был виновен. Но я не могу доказать это. Только один человек мог разъяснить все, но его больше нет в живых.

— Мне все равно. То, что я знаю о вас, вполне оправдывает вас. Я знаю, что вы неспособны совершить преступление.

— Вы считаете меня невиновным?

— Тысячу раз, да. Если бы все указывали на вас пальцем и считали виновным, то и тогда я считала бы вас невиновным. Нет, не это задело меня. Мне было обидно, что вы никогда не рассказывали мне о себе, никогда не считали меня своим другом.

— Но… я боялся. Это изменило бы положение дел. Вот почему я хочу уехать.

— Почему положение изменилось сейчас?

— Я опозорен. Если бы это стало известно, меня перестали бы уважать. Я никого не виню. Эго останется пятном на всю мою жизнь и заставит меня скрывать свое прошлое. Эго ожесточило меня в прошлом, а в будущем еще больше озлобит. Вы были единственным человеком, который дал мне возможность почувствовать, что я такой же человек, как и все. Теперь все рухнуло. Я не могу рассчитывать на ваше прежнее отношение ко мне.

— Ничего подобного. Никакой разницы не будет. Наоборот, я должна пожалеть вас…

— Я не ищу ничьей жалости.

— Я хотела сказать, что я должна сочувствовать вам за все ваши страдания.

— Значит… вы не хотите, чтобы я уехал?

— Не только не хочу, но просто запрещаю.

Он пристально посмотрел на нее. Его губы искривились, в глазах появились слезы. В этот момент он опять напомнил ей кого-то, кого она когда-то видела, но никак не могла вспомнить. Почти машинально он повернулся к дорожному мешку и выбросил все вещи на пол.

Затем он обернулся к ней — в его глазах был прежний бодрый, смелый взгляд.

— Вы снова вдохнули в меня надежду и силы. Вы никогда не пожалеете об этом. Я душой и телом буду служить вам до конца своих дней. Я ведь был настоящим скитальцем и только с вашей помощью стал настоящим человеком amp;apos; Вот все, что я могу вам сказать.

Фелиция рассчитывала весной уехать в Америку, но все время по непонятным причинам откладывала свой отъезд. Мун приписывал это Хилькресту, так как он заметил, что майор прилагал все усилия, чтобы завоевать сердце Фелиции.

— Мы большие друзья, — так говорила она о майоре. — Он хорошо относится ко мне, и я не знаю, что я буду делать без него.