Галина Долгая - Шепот Черных песков

Цураам наклонилась к головке Камиум, поцеловала ее в макушку.

– Встань, дочка, пойдем в дом, я угощу тебя прохладным молоком. Это для меня, старой, тепло Шамаша целительно, а тебе не стоит долго оставаться под его жаркими лучами: морщинки покроют твое личико.

Они перешли в дом, где устроились на лежанке Цураам. Камиум млела, слушая ее трескучий голос, который с годами становился все резче, и все больше напоминал шепот сухих стеблей камыша. Голос молоденькой жрицы звучал весенней трелью жаворонка на фоне того перешептывания, и казалось странным, что звонкая пичуга летает среди сухих зарослей. Будто она перепутала времена года.

– Бабушка, мне нужен совет. Я долго ждала, когда царь отправится в наши края, чтобы повидаться с тобой. Он, знаешь ли, уже не так часто ездит охотиться. Все больше сидит в своих покоях.

Цураам понимающе закивала. Знала она, что и Шарр-Ам уже не молод. Хватило бы сил на управление страной, а охота – удел молодых!

– Да и ездит туда, куда уходит солнце, там нет барханов, а в зарослях кустарников прячутся быстроногие лани. Но царю принесли весть, что за барханами, в одном оазисе, видели барсов. Не мог он устоять против соблазна сразить одного из них.

– Играет еще кровь! – улыбаясь уголком рта, вставила Цураам. – А тебя часто он зовет к себе, дочка?

– Для услады? Не часто, – созналась Камиум, – я все больше скучаю…

Цураам прижала к себе головку Камиум.

– Такова участь жрицы, смирись. Да и не так это плохо. Обрати свои мысли к Иштар, проси у нее мужа. Среди царских сыновей не осталось ли кого без жены?

– Не осталось. Не быть мне царицей, Цураам. – Камиум подтянула ноги к себе, обхватила их руками, оперлась подбородком о коленки. – Бабушка, я боюсь.

– Кого? Царя? Или он болен? – Цураам забеспокоилась. Она простить себе не могла, что в те дни, когда умерла царица Иссур, не оградила свою красавицу от участи рабыни и позволила ей пережить тот ужас в могиле, куда ее едва не закопали вместе со всеми жертвами. Слава Иштар! Она спасла девочку!

– Царь… он ведь тоже умрет когда-нибудь, Цураам! И тогда уже некому будет спасать меня. Силлум! Этот злобный служитель Огня, спит и видит меня в могиле! Я его боюсь! Он плетет интриги против меня. Но сначала он затащит меня в свою постель! Нет, нет, бабушка, я даже представить себе этого не могу! Он мерзкий, слюнявый, – Камиум расплакалась.

– Тихо, тихо, дочка, не плачь! Твои глазки покраснеют, краска расплывется, не плачь, не должен царь видеть тебя такой. Не плачь, красавица моя, мы что-нибудь придумаем! – голос Цураам смягчился и лился успокаивающим шелестением.

– Бабушка, что мне делать? – в отчаянии воскликнула Камиум.

Цураам встала, перебралась к нише, на которой на деревянном кружке стояла золотая фигурка богини Нисаба [66] Нисаба – в шумерской мифологии богиня урожая, ее символ – колос. Позднее – богиня писцового искусства, чисел, науки, архитектуры, астрономии. Прославляется, как «та, что открывает людям уши», т. е. разум, понимание, даёт мудрость. . Покровительница ищущих знания и мудрости держала в руках два золотых колоска, а из ее каунакеса прорастали другие – гипсовые, на бронзовых стебельках. С двух сторон кружка на более толстых веточках склонили головки два бутона тюльпана.

Камиум залюбовалась богиней.

– Кто это сделал? – спросила она, но Цураам ушла в свои думы.

Старая жрица обратилась к «той, что открывает людям уши» с просьбой открыть Книгу судьбы служительницы Иштар и поведать о том, что ее ожидает в будущем. Но в тумане времен, куда погрузился разум провидицы, она не увидела ничего, кроме лиц Камиум и Эрума. И вдруг ее осенило: ее сын, он сын вождя! Не ему ли предназначена Камиум? Неужели она, старая ослица, ошиблась?.. Нет! Камиум выполнила свою роль, она стала залогом мира между Шарр-Амом и Персаухом, между царем Маргуша и вождем племени Белого Верблюда. Теперь пришло время перемен. Камиум может стать жертвой. Надо вернуть ее домой. Но как? Ответа на этот вопрос Цураам не получила. Богиня молчала. Она ждала особого поклонения, богатой жертвы, великого почитания. Что ж, Цураам знает, как оказать дочери Ану самые великие почести! Она проведет ритуал и спасет Камиум. Не может жизнь такой красавицы оборваться в царской могиле! В этом Цураам была уверена.

– Дочка, помоги мне встать, – Камиум подхватила провидицу под руку и проводила до лежанки. – Не бойся ничего! Иштар хранит тебя, верь ей! Но будь осторожна! Шагу не делай без оглядки! – глаза Цураам сомкнулись. Она только прошептала, перед тем, как погрузиться в сон: – Иди, Камиум, иди, я пришлю гонца… и возьми ту статуэтку, ее сделал мой сын… – провидица уснула.

Поцеловав ее в щеку, Камиум бережно взяла деревянный кружок с хрупкой фигуркой Нисабы и тихонько вышла в другую комнату, где столкнулась с Кудимом. Он шел к матери.

Здесь, в сумрачных покоях, едва освещаемых рассеянным дневным светом, личико любимой наложницы Верховного жреца белело в обрамлении черных волн волос, собранных на затылке и сколотых булавкой. Та булавка была сделана мастером своего дела. Жрица, заметив восторженный взгляд ювелира, сверкнула глазами и с вызовом спросила:

– Любуешься?

Кудим хотел было ответить, что да, такой красавицы он еще не встречал в жизни, но вдруг понял, что жрица говорит о заколке.

– Красивая вещь, – с улыбкой ответил он и подошел ближе, чтобы рассмотреть.

На бронзовом стебельке с розеткой листьев, напоминающих листья тюльпана, покоился бирюзовый цветок нежного зеленоватого цвета. Восемь лепестков имели округлую форму, края их мастер украсил мелкими зубчиками. В центре ювелир разместил золотой, меньший по размеру цветок с четырьмя лепестками, повторяющими форму бирюзовых. Весь цветок прикреплялся к булавке бронзовой раскрепкой.

Камиум смутилась, опустила веки, прикрыв прекрасные черные глаза. Тени от ресниц упали на заалевшие щечки. Кудим оказался выше жрицы на целую голову и разглядел ровный белый пробор в ее волосах, высокий лоб, красивый, с горбинкой нос.

Справившись с волнением, Камиум подняла голову и прямо взглянула в лицо ювелира. У него перехватило дыхание. Лицо девушки сияло перед ним чистотой и свежестью, а ее губы – пухленькие и розовые, как носики новорожденных телят – так и манили к себе, словно шепча: «Поцелуй, поцелуй».

Он бы поцеловал, но голос, прозвучавший с вызовом и царским высокомерием, охладил его пыл.

– А ты можешь сделать подобное украшение?

– Могу, – хрипло ответил он, – то, что ты держишь в руках, – моя работа, вижу, она тебе понравилась.

Жрица сверкнула очами, развернулась, намереваясь уйти. Длинная рубаха колыхнулась, свилась на тонкой фигурке спиралью и тут же опала. Звякнули бусы.