Дмитрий Агалаков - Принцесса крови

На рассвете, ощетинившись копьями и луками, мечами и секирами, Орлеанский Бастард ввел в свободные ворота города обоз с продовольствием, а Ла Ир с третью всех людей набросился на ближайший лагерь англичан. Граф Суффолк проснулся от истошного крика: «Под знамя Сен-Дени!» Спросонья он даже подумал, почему его солдаты несут подобную околесицу, где боевой клич англичан: «Святой Георгий»! А по лагерю уже метались его полураздетые солдаты, которых гоняли французские рыцари, накалывая на копья, разбивая им головы топорами и молотами. Могучий Ла Ир, как воплощенное возмездие, лично не отпускал ни одного попадавшегося ему на пути англичанина — и не важно, вооружен был тот или нет. В партизанской войне не до рыцарства, нечего соваться в чужую страну! Не ожидавшие нападения англичане бросились вон из лагеря, ставшего западней, но многие перетопли во рвах, которые наполнились водой из озер наверху, дамбы которых были предусмотрительно снесены. Сам граф Суффолк и его брат де Ла Поль только чудом спаслись из лап капитана Ла Ира. Около тысячи англичан было перебито в лагере Суффолка, мало кто ушел.

Тем временем вышел из Монтаржи и напал на второй лагерь англичан сам Орлеанский Бастард. Но Анри Биссе и его люди, всполошенные криками соседей, уже были готовы отразить удар. Но удача в это сентябрьское утро была не на их стороне, хотя англичане имели перевес в силе! Французы почувствовали кураж, и остановить их было невозможно. Капитан охраны Карла Валуа, оруженосец Жан д, Олон, бесстрашно врубался в ряды англичан, безжалостно снося им головы. Четырех коней убили под ним, но он выжил. Плечом к плечу с Орлеанским Бастардом они теснили солдат Анри Биссе. А тут, разгоряченный до исступления кровью врага, подошел отряд Ла Ира. Эта помощь решила исход битвы. Англичане запаниковали, дрогнули и начали в беспорядке отступать. Теперь единственной надеждой уцелеть для них было добраться до третьего лагеря — графа Уорвика. Когда англичане переходили мост надо рвом, тот рухнул, и вновь завоеватели потопли в большом числе.

Немногие добрались до лагеря Уорвика. Любимец покойного Генриха Пятого и личный друг лорда Бедфорда, граф решил стоять насмерть. Но французы не стали еще раз испытывать судьбу. Два лагеря они захватили внезапностью — заниматься осадой не входило в их планы. Довольные, они вернулись в город. В ту же ночь остатки англичан ушли из-под Монтаржи, а в городе был устроен пышный праздник.

Еще через день войско Орлеанского Бастарда, укрепив частью солдат гарнизон Монтаржи, вернулось в Орлеан.

Когда гонец, приехавший в Бурж, сообщил о победе, в глазах Карла Валуа заблестели слезы. Он даже сам не ожидал от себя таких чувств.

— Наконец-то! — воскликнул он. И помолчав, добавил: — Господи, я счастлив так, как никогда не был счастлив раньше!

Эти слова были немедленно записаны его секретарем.

Карлу Валуа можно было поверить — после Боже это была самая крупная победа. Что до Орлеанского Бастарда, то он не просто реабилитировал себя перед королем, но и стал первым полководцем Буржского королевства. Его победа выглядела тем значительнее, что она повторяла победу англичан над Артюром де Ришмоном под Сен-Жак-де-Бёврон. Тут тебе и превосходящие силы противника, и ошеломляющая внезапность, беспримерное мужество, и даже наличие водоемов, в которых враг нашел свою братскую могилу. Иначе говоря, Орлеанский Бастард отплатил врагу звонкой монетой той же чеканки.

Узнав о поражении своих лучших полководцев, которых обманул двадцатичетырехлетний рыцарь, лорд Бедфорд разозлился. Но это поражение только убедило проницательного политика в своей правоте. Стоило ему взглянуть на окрестности Орлеана, как сонные французы немедленно проснулись и бросились на выручку окружавшим его городам. Ключ к югу Франции! Волшебный ключ! Теперь именно Орлеан становился для регента главной мишенью, о которой он должен был думать днем и ночью. Бедфорд знал наверняка: именно сюда уже скоро он поведет все свои войска. Именно тут он навяжет французам долгожданную решающую битву.

…Приблизительно в те дни, когда Орлеанский Бастард торжествовал в Бурже свою победу под Монтаржи, принимая от ровесника-короля, своего друга, и всего двора благодарности, в Домреми пришла беда. Первый раз за все это время рыцари Вокулера и Нефшателя не успели подойти вовремя. Жанна увидела ту войну, которая идет в деревнях, когда вражеские всадники налетают внезапно, убивают мечами и секирами не успевших вооружиться мужчин, когда кони сбивают бегущих женщин и топчут копытами детей, когда стрелы вонзаются в спины тех, кто еще вчера вместе с ней слушал мессу в их деревенской церкви. Это был тот ужас, в сравнении с которым жестокая смерть Николя д, Эпиналя померкла. А ярость и ненависть, наполнившая сердце девушки, не знала берегов. В тот день бургундцы перебили немало народу и увели из деревни весь скот. Только по счастливой случайности никто из семьи Жака д’Арка не пострадал. У бургундцев было немного времени для того, чтобы учинить разбой, ограбить и убраться восвояси. Жанна убедила себя в том, что такое не должно повториться.

В тот день, когда одни тушили пожары, а другие оплакивали убитых и помогали раненым, Жанна призналась отцу и матери:

— Я вам не сказала, Господь открыл мне, что я должна уйти.

— Уйти — куда? — глухим голосом спросил отец.

Он был подавлен — ему не удалось оградить от смерти своих односельчан.

— Я должна спасти Францию, — просто ответила Жанна. — Скоро я уйду от вас — ждать осталось недолго.

Жак д’Арк покачал головой, точно хотел сказать: «О чем ты говоришь, и в такие минуты?!» Мать плакала.

— Вы никогда не понимали меня, — с глубокой грустью сказала Жанна. — Мне больно от этого. Очень больно. Но все уже решено.

В королевском дворце Буржа разгорался пир. Один из тех бесконечных пиров, который давался молодым королем Карлом Валуа Седьмым в честь его прекрасной супруги, самого себя, друзей-рыцарей, да просто нового дня! Нынче — зимнего дня! Где-то за Луарой шли полусонные по-зимнему бои — то англичане теснили французов, то наоборот, а тут столы ломились от яств, рекой лилось южное французское вино — из бочек и кувшинов, музыканты играли на арфах, лютнях и виолах, жонглеры и акробаты показывали фокусы и смешили аристократов, стаями носились в погоне за жирным куском псы. Здесь было весело. Горели сотни факелов, освещая залу. Тут не знали беды. Не желали думать о ее возможном приближении. В Бурже наслаждались жизнью. Земной рай на рыцарский манер.

— Каждый день веселье, — недобро бросила Иоланда, кутаясь в меховой плащ, наброшенный на подбитое горностаем сюрко.