Дмитрий Агалаков - Принцесса крови

— Они молоды, ваше величество, — скромно заметил францисканец Ришар, исповедник королевы.

— Нет, святой отец, все только для того, чтобы забыться — закрыть глаза на опасность, которая надвигается с каждым днем. Ах, Карл… Ла Тремуй точно сонного зелья подливает ему в кубок!

Они стояли на балконе, в темноте. Под ними простиралась гостевая зала Буржского дворца. Внизу все кипело: пировал весь двор — бравые капитаны, боевой пыл которых охлаждала зима, и прекрасные дамы, предпочитавшие это время года, потому что именно зимой вся энергия мужчин уходила на любовные приключения. Сейчас Иоланда смотрела из темноты сверху вниз на юную дочь и молодого короля, щечки которого уже пылали от вина и сливой висел нос над пухлыми губками, недовольно поджатыми даже тогда, когда Карл Валуа был счастлив. Впрочем, был ли он счастлив когда-нибудь, всегда чувствуя опасность, оставалось для всех тайной.

— Когда я отдавала свою дочь за этого юнца, я не думала, что попаду в медвежий капкан, — сказала Иоланда Арагонская своему собеседнику, монаху-францисканцу. — Правда, я никогда не могла предположить, что Марии грозит стать королевой Франции. — Она усмехнулась. — Буржской королевой! А мне — бороться за ее корону и тратить на эту борьбу всё новые средства. То, что мать Карла Валуа — шлюха, было известно всем. В конце концов, мне безразлично, чья кровь течет в моем скромном зяте — Карла Шестого, герцога Орлеанского или другого аристократа. Мне бы даже не хотелось, чтобы его отцом был несчастный Карл. Как известно, отравленная кровь передается по наследству. — В глазах королевы четырех королевств промелькнул стальной блеск. — Меня в этом вопросе занимает только одно — власть! Мне не дает покоя главный вопрос: в чьих руках окажется корона Франции!

Иоланда посмотрела вниз — при виде дочери выражение ее лица смягчилось. Юная и веселая Мария, ее беззаботность вызывали улыбку на губах матери. Трубадур закончил пение баллады, низко поклонился аристократам. Вот руки Марии, всплеснув широкими рукавами с узкими манжетами, поднялись, и юная королева, захлопав в ладоши, закричала:

— Еще! Пой еще!

Пирующие поддержали свою королеву оглушительными рукоплесканиями. Громче всех аплодировал захмелевший Орлеанский Бастард, уже прозванный при дворе «красавчиком», ему вторили другие молодые люди. Ла Тремуй хлопал в ладоши умеренно — пора подлизываться к молодой королеве для него прошла. Он давно понял, что Мария не имеет большого влияния на своего мужа, а орудием своей матери юной красавице уже не быть. Он сделал все, чтобы любой совет Иоланды Арагонской вызывал в зяте раздражение. Юноша с виолой в руках, в красном кафтане и берете, заломленном набок, решал, какую балладу исполнить ему на этот раз, чтобы угодить прекрасной королеве Марии. Его длинные пальцы замерли над струнами, вот они коснулись их, и музыка, рожденная прекрасным инструментом, звуча глубоко и сладко, вновь полилась по притихшей зале.

— Мой зять точно кораблик, что забыл о парусах и веслах и отдался течению волн! — продолжала Иоланда Арагонская, не оборачиваясь на францисканца. — Он даже не представляет себе, как зыбко его положение. Посмотрите на этих аристократов, которых Карл именует друзьями, а они называют его своим королем. Они окружили его тесным кольцом только потому, что смертельно ненавидят англичан. И хоть с чертом пойти готовы, только бы обратить меч против сына Екатерина Валуа, за которым гранитной скалой стоит всемогущий Бедфорд! Но все до поры до времени…

— Что вы хотите этим сказать, ваше величество?

Иоланда Арагонская усмехнулась:

— Знаете, святой отец, что будет, если Карл Орлеанский вырвется из английского плена и провозгласит себя королем Франции? Все эти доблестные рыцари, которых вы видите внизу, — и Бастард, и де Буссак, и граф Клермонский, и даже Ксентрай и Ла Ир, — все они встанут на сторону первого из сыновей Людовика Орлеанского. Все до одного! Потому что у орлеанов больше прав на престол Франции. Их рожала добродетельная Валентина, а не распущенная Изабелла! В них никто не может усомниться. А от моего зятя отказались родители перед всем миром! Вот о чем я хочу сказать, святой отец. Нам нужно торопиться. Карл должен упрочить свое положение до того, как один из орлеанских принцев ступит на землю Франции. А также раньше, чем Бедфорд окончательно перекроит захваченные земли на английский манер и решит перейти Луару. Ах, если бы моего несчастного зятя миропомазать и короновать в Реймсе!

— Но как это сделать, если англичане то и дело теснят французов на поле брани?

Иоланда задумалась, точно немедленно решила ответить на этот вопрос. Она смотрела вниз, но пиршество, его круговорот из кавалеров при мечах и кинжалах, прекрасных дам в роскошных меховых сюрко, жареных свиней и уток на серебряных подносах, рек вина, прыгающих акробатов и жонглеров, рыщущих псов и музыкантов, услаждающих слух аристократов веселыми и грустными песнями, — все смешалось и превратилось для нее в один мелькающий калейдоскоп, гул.

Отец Ришар не отваживался нарушить молчание великой женщины и королевы в одном лице. Его взгляд, до того блуждающий, остановился на тяжелом деревянном распятье, резном, инкрустированном серебром и золотом, в нише на стене.

— Что говорит вам Господь, святой отец? — глухим голосом спросила Иоланда.

— Простите, ваше величество? — не понял он.

— Вы же смотрите на распятие…

— Как вы догадались? — смутился он.

Королева Иоланда! Точно она видела, знала и слышала ровным счетом все.

— Так что говорит вам Господь, почтенный отец Ришар? — повторила она свой вопрос. — Уверена, вы спрашивали у него, отчего Франции так не везет? В чем ее вина?

Мудрый отец Ришар не растерялся — на то он и был авторитетным членом своего ордена.

— Короли Франции много грешили, ваше величество, — смиренно заметил францисканец. — Блуд — главный бич Валуа, не говоря уже о тяге к магии. А это — грех великий. Любая магия — измена Вседержителю. Так просто подобные слабости, назовем их слабостями, пройти не могут. Теперь все королевство платит за своих королей.

— Женщины не раз губили эту землю, — все так же задумчиво промолвила Иоланда Арагонская. — С Алиенор все началось, Изабеллой закончилось. Традиция! — зло усмехнулась она. Иоланда неожиданно замолчала. Затем, точно сделав открытие, сказала: — Хорошо бы женщине и принести мир во Францию…

Францисканец задержал вопросительный взгляд на своей патронессе.

— Вы говорите о себе, ваше величество? — учтиво спросил он.

— Были бы у меня силы вдохновить все королевство одним порывом, святой отец, за мной дело бы не стало, можете мне поверить. Но здесь нужная другая фигура, — она усмехнулась, — я не настолько добродетельна и чиста.