Дмитрий Агалаков - Полет орлицы

Ла Тремуй посылал к королю и теперь ждал ответа. Но прошло несколько часов, приближался рассвет, а Карл Валуа не торопился прийти к нему на помощь. Он вспомнил, что король был пьян, а Мария все ласкалась и ласкалась к мужу, заставляя слуг подливать ему вино. Они заодно — все! — пульсировала каждая жилка в его теле.

Когда за окном брезжило утро, к Ла Тремую пожаловал Рауль де Гокур. Это был либо плохой, либо хороший знак. Де Гокур не мог прийти с чем-то важным без ведома короля. Губернатор Шинона был верным слугой Карлу Валуа.

Ла Тремуй сидел у камина, его живот был перевязан. Меч одного из этих мерзавцев располосовал ему жир, но кишки были не тронуты.

— Вы пришли мне сказать, что неудачливые убийцы скоро предстанут перед судом? — спросил Ла Тремуй.

— Не совсем, монсеньор.

— Тогда… что же?

Рауль де Гокур протянул руку:

— Ваш меч, монсеньор.

Ла Тремуй смертельно побледнел:

— Что?..

— Повторяю, дайте мне ваш меч. Если вы в силах подняться, конечно.

Ла Тремуй хотел что-то сказать, но язык не слушался его.

— Именем короля, — глядя ему в глаза, холодно улыбнулся де Гокур.

— Я не верю…

— Это не имеет никакого значения.

Ла Тремуй поднялся и отступил:

— Это заговор, вы хотите убить меня? Добить?!

— Нет, только арестовать. В случае сопротивления, монсеньор, я имею полномочия применить силу. Ваш меч.

Держась за живот, Ла Тремуй вытащил меч из ножен, задержав взгляд на лезвии, протянул оружие губернатору крепости.

— Я давно мечтал об этом, монсеньор, — принимая оружие, улыбнулся де Гокур. — Сегодня для меня праздник. Благодарю вас.

— Рад был оказать вам такую любезность, — справляясь с собой, пробормотал Ла Тремуй. — Я могу поговорить с королем?

Де Гокур отрицательно покачал головой:

— В этом нет надобности, монсеньор. Впрочем, — он задержал немного насмешливый взгляд на давнем противнике, — стоит ли вас теперь называть монсеньором?

Губы Ла Тремуя дрогнули. Де Гокур пожал плечами:

— Вы более не первый министр и не советник короля. До окончания рассмотрения вашего дела и вынесения приговора, вы — частное лицо.

— Вынесения приговора? — Уже бывший министр вскинул голову. — В чем же меня обвиняют?

— В измене своему государю.

Две недели Ла Тремуя держали под домашним арестом. Все попытки бывшего первого министра связаться с королем оказались тщетными. По истечении этого времени, когда рана Ла Тремуя зажила, ночью, под усиленной охраной, его вывезли из крепости. Поскольку бывшего фаворита сопровождал все тот же де Гокур, Ла Тремуй понимал, что везут его не на расправу.

В пол-лье от крепости, у подножия исполинского холма, у леса, их ждал другой конный отряд. Луна серебрила кирасы и шлемы полусотни воинов.

— Есть человек, который с удовольствием примет участие в вашей судьбе, — холодно улыбнулся де Гокур, когда их отряд приблизился к ожидавшим.

Навстречу к ним выехали три всадника.

— Кажется, это он, — усмехнулся де Гокур.

— Он — кто?! — не выдержал Ла Тремуй, сердце которого готово было выпрыгнуть из груди.

Всадники подъехал вплотную, из темноты выплыли в лунный свет их лица. Но Ла Тремуй не мог оторвать взгляда только от одного — от лица предводителя отряда. Страшного, лягушачьего лица!

— Добрый вечер, герцог.

Ла Тремуй отшатнулся — нет, перед ним был не призрак! Но оболганный и преданный им Артюр де Ришмон — во плоти и крови…

Так закончилась при дворе Карла Валуа карьера Жоржа де Ла Тремуя, главного ненавистника Девы Жанны, которому суждено было отныне уйти в безвестность.

Сырой март наполнял землю влагой. Зимой войны прекращались. В это время года сеньоры охотились на зверя, бражничали в своих замках и ждали весны. Пора войн приходила с теплом, она стучалась в ворота всех крепостей, больших и малых, тяжелым древком копья. В начале весны сеньоры рассылали гонцов своим вассалам, рыцари осматривали вооружение, подрастающие юнцы просились у отцов и воспитателей, у которых они служили пажами и оруженосцами, попробовать себя в деле. И вот уже два враждующих лагеря начинали полниться солдатами, которым предстояло, под руководством своих полководцев, преследовать друг друга, совершать марши и демарши, разжигать по ночам тысячи костров, устрашая ими противника, и наконец встретиться на поле брани, откуда вернуться суждено будет далеко не всем.

Весной 1436 года на землях Лотарингии с мобильной армией в полторы тысячи человек появился полководец Карла Седьмого Жан Потон де Ксентрай и его помощник Жан де Бланшфор.

Повод оказался серьезный. Герцог Бургундский Филипп претендовал на часть герцогства Лотарингского. За последние тридцать лет бургундцы вдвое увеличили территории своего государства. Такова была захватническая политика еще Филиппа Храброго — деда нынешнего Филиппа. Что до внука, то он уже давно приглядывался к двум герцогствам — Лотарингскому и Барскому. Карл Седьмой Валуа, увещеваемый тещей Иоландой Арагонской, не мог позволить себе бросить на произвол судьбы земли своего шурина — Рене Анжуйского.

Попавшего, увы, в настоящий капкан…

Соратник Жанны и ее друг вот уже пять лет как пребывал в плену Филиппа Бургундского. Битва при Бульеньвиле, произошедшая на полях Лотарингии 2 июля 1431 года, где отпрыск Анжуйской династии отстаивал свои права, выступив против дяди жены — графа Вандомского, оказалась для Рене роковой. Тем более, что коварному графу помогал Филипп Бургундский. Рене едва избежал смерти. Попав в плен к бургундцам, вот уже пять лет он был заточен в замке столицы герцога Филиппа — в Дижоне. Ему милостиво позволили заниматься сочинительством, иногда выезжать на охоту. Разумеется, в сердце молодого герцога, обреченного лучшие годы проводить вдалеке от дома и любимой жены, кипела жажда мести. Но будучи пленником, он мог рассчитывать только на помощь своего деверя — короля Франции.

И когда войска Филиппа Бургундского отрядами стали проникать в Лотарингию, туда же направился и Потон де Ксентрай — один из лучших капитанов королевства. Но это вторжение не ограничивалось одной только миссией отпугнуть живодеров Филиппа Бургундского. Расквартировав войска в Жарнизи, де Ксентрай взял триста лучших людей и двинулся через земли Священной Римский империи, в обход Бургундии, к мирному герцогству Савойскому, хозяином которого был все тот же Амедей Восьмой, посредник между англичанами и французами в затянувшейся войне. У Жана Потона де Ксентрая, кроме того, чтобы дать отпор бургундским капитанам, была и еще одна задача — трудная, рискованная, дерзкая. Но, как решил Карл Седьмой, выполнимая. И все благодаря тому, что события на исторической арене за последние пять лет в корне изменились.