Дмитрий Агалаков - Полет орлицы

Причиной перемен стал разлад в отношениях между Англией и Бургундией. Вначале между союзниками пробежала черная кошка, а потом прошел и черный зияющий провал, безжалостно расколов два однажды породнившихся государства. Все началось после того, как родами умерла жена лорда Бедфорда — Анна Бургундская. Джон Бедфорд был в отчаянии — он искренне любил Анну, но и Филипп не скрывал обиды. Ему казалось, что англичанин не все сделал для счастья обожаемой им сестры. А после того, как Бедфорд женился на совсем юной Жаклин де Сен-Поль, Филипп разобиделся на недавнего родственника окончательно.

С тех самых пор притяжение Франции и Бургундии, соседей, однажды разведенных в стороны братоубийственной войной, стало набирать обороты.

16 января 1434 года в герцогстве Неверском враждующие стороны сделали первый шаг навстречу друг другу. А 5 августа 1435 года мирные переговоры начались. В Аррасе, в аббатстве Сен-Вааст, наконец-то встретились послы трех государств. Поначалу были приглашены и англичане — последним тоже хотелось передышки, но вскоре они поняли, что предъявляемые им французами требования неприемлемы. Тем более, из Нормандии пришла тяжелая для них весть. Несмотря на то, что Бедфорд с успехом отчитался перед английским парламентом за поражения во Франции, военные и политические передряги последних лет подорвали здоровье неутомимого администратора. Он все яснее понимал, что рассчитывать на двойную корону — Англии и Франции — его племянник уже вряд ли сможет. Мечта Генриха Пятого о создании великого объединенного государства оставалась только мечтой. Простудившись во время охоты, в возрасте сорока пяти лет лорд Джон Бедфорд, после нескольких дней горячки, умер. Он испустил дух 15 сентября в Руане, в том самом замке Буврёй, где четырьмя годами раньше — столько месяцев напролет! — всячески измывался над своей именитой пленницей — Девой Жанной.

Его похоронили там же, в столице Нормандии, в соборе Пресвятой Девы Марии.

А всего через двенадцать дней после смерти Бедфорда в Париже, во дворце Сен-Поль, скончалась от ожирения Изабелла Баварская. Еще одна некогда значимая фигура сошла с исторической арены…

Призраки трагического прошлого отступали назад — и теперь уже ничто не могло помешать мирным переговорам Карла Валуа и Филиппа Бургундского. В Аррасе могущественный герцог выдвигал два главных условия мира: во-первых, Карл Валуа перед всей Европой приносит извинение за убийство Жана Бесстрашного, а во-вторых, Бургундия во веки веков становится суверенным государством, свободным от вассальной зависимости по отношению к французской короне.

Отступить Карл Седьмой не решился. Покаяние стоило того — все и так знали, кто убийца злобного коротышки Жана. А мир с Бургундией означал бы роковой удар в спину и без того терявшей силу Англии. Карл Валуа был эрудитом и хорошо знал латинские премудрости. А главной из них была: «Разделяй и властвуй». Римляне никогда не ошибались! Что до формальной свободы Бургундии от Франции, так грозный сосед Карла — Филипп давно уже добился ее на полях сражений. Оставалось только закрепить де-факто — де-юре.

28 октября в Аррасе посол Карла Валуа мэтр Жан Тюдер, при большом скоплении французской и бургундской знати, в почтении преклонил колено перед герцогом Филиппом. Посол сорвал печать, развернул свиток и громко и торжественно прочитал послание своего короля:

— «Я, Карл Седьмой Валуа, милостью Божией король Франции, прошу у Вас, мой дорогой кузен, прощения за убийство вашего отца Жана, герцога Бургундии, совершенного в минуты ослепления, взаимной ненависти и вражды».

Далее был подписан и документ, по которому Франция отпускала своего самого мощного, опасного и строптивого вассала на свободу. Филипп выиграл в этом затянувшемся противостоянии. Он выходил победителем из кровавой династической распри, показав всему миру пример христианского прощения, и получал полный суверенитет от французской короны. Не имея возможности назваться королем, отныне он стал именовать себя «Великим герцогом запада».

В конце концов каждый остался в выигрыше — и Франция, разбившая коалицию, и Бургундия, освободившаяся от формальных пут. Все кроме Англии. Но мирное соглашение Франции и Бургундии не мешало искать им новых территорий. Именно поэтому через полгода после Арраского договора Филипп двинул свои отряды в Лотарингию, и там же, ответом на этот выпад, появился с небольшой армией Жан Потон де Ксентрай и Жан де Бланшфор.

Как и четыре года назад Рауль де Гокур со своей армией, в марте 1436 года Ксентрай вошел в Лотарингию, прошел через земли Священной Римской империи вдоль бургундской границы и пересек с большим отрядом границу герцогства Савойского. Вскоре он подошел к Аннеси. Но не столица мирной Савойи была нужна полководцу Карла Валуа. Его интересовало Ущелье Гордеца, что разрезало скалы в двух лье от Аннеси, и замок Монротье, возвышавшийся над ущельем. Замок вырастал над бездонной пропастью — она, полная тумана, служила ему крепостным рвом. И только единственная извилистая дорога с другой стороны вела по гористой местности к Монротье. Иными словами, замок над ущельем, как продолжение скалы, устремившийся к небу Савойи, был неприступен. Если в таком замке окажется в достатке продовольствия и боеприпасов для бомбард и кулеврин, его не возьмет ни одна армия мира. Горохом будут сыпаться солдаты противника вниз — в Ущелье Гордеца, или катиться вниз по дороге, ведущей от ворот замка!

В конце марта Жан Потон де Ксентрай взирал на эту величественную твердыню и диву давался грозе, читавшейся в каждой линии Монротье — в его волнообразных зубчатых стенах, прочными поясами обхвативших вершину скалы, в крепостных башнях, в могучем донжоне. Как это было непохоже на замки, выстроенные французскими аристократами вдоль благословенной Луары и Вьенны, Сены или Уазы! Среди южных долин или северных холмов его родины…

— Нам не хватит зубов на этот замок! — мрачно усмехнулся он одному из своих офицеров.

Потон де Ксентрай, оставивший основное войско в Лотарингии на Жана де Бланшфора, с отрядом лучших бойцов, закованных в доспехи, обошел ущелье и продвинулся в сторону Аннеси. В столицу были высланы герольды, и через несколько дней в стан Ксентрая приехали послы с ответом. Их возглавлял рыцарь, одетый в черное, с лицом бесстрастным, как у священника. Савойцы спешились, стороны поклонились друг другу.

— Я имею честь говорить с отважным капитаном Жаном Потоном де Ксентраем? — проговорил рыцарь в черном.

— Именно так, герцог, — поклонился француз.

Ксентрай знал его — это был не кто-нибудь, а сам Луи Первый, старший сын герцога Амедея Савойского. Затворник, которому не было дела до светской жизни, коротавший дни в своем замке Рипай. Оба рыцаря уединились в деревенском доме, где расквартировался Потон де Ксентрай, им принесли вина.