Кэрри Гринберг - Длинная серебряная ложка. Приключения британцев в Трансильвании

Пока Берта пугала французов своим произношением, граф подал Эвике знак, и она кратчайшим путем сбегала на кухню. Зачерпнула крови из бочки, припрятанной в погребе. Но перед тем как вернуться, сообразительная девушка вылила в бокал полфлакончика валерьянки, тщательно перемешала, и лишь тогда понесла угощение хозяйке.

Граф уже подошел к дочери.

– Как ты, Гизи? – спросил он невозмутимо.

– Неплохо, – Гизела постаралась, чтобы ее голос звучал ровно. На отца она смотреть, не смела.

– Вот и славно, выпей крови и почувствуешь себя гораздо лучше.

Едва учуяв запах крови, Гизела выхватила бокал и жадно принялась пить, отвернувшись заранее, будто делала что-то постыдное. Но жажда пересилила приличия. Виконтессе показалось, что у этой крови был странный травяной привкус. С другой стороны, Гизела смутно представляла, какой вообще вкус должен быть у крови.

Когда бокал опустел, она вернула его Эвике и неуверенно проговорила:

– Спасибо.

– Хочешь еще? – предложил граф.

– Кхм, нет, пожалуй, – промямлила Гизела стеснительно. А уж когда представила, что чувствует отец, глядя, как его дочь лакает кровь… – Не противно тебе смотреть?

– Нет. Смотрел же я, как твоя мама пила бычью кровь. Ее так лечили от чахотки. Мы просто тебе не рассказывали, чтобы не пугать. Ее это не спасло, зато тебе поможет. Только пей кровь животных, хорошо, Гизи? Не человеческую.

Виконтесса кивнула. Она не была уверена, что сдержит обещание, но разве могла сказать что-то другое?

– Папа? Ты на меня сильно сердишься? Ну, за все это… И что я… Ну…

Вспоминая, что говорила всего полчаса назад, она замолчала на полуслове, готовая провалиться сквозь землю со стыда.

– Прости меня, пожалуйста.

– Что ты, вовсе я на тебя не сержусь. Девочки в твоем возрасте всегда такие нервные, – блеснув знанием психологии, граф обнял дочь на глазах у Эвике и Уолтера, которые растроганно улыбались.

Между тем Гизела выискивала в зале Берту. Вот она обсудила что-то с Леонардом, вот развернулась… и направилась к ним! Хотя Берта казалась ужасно усталой, ее бледное лицо с запавшими глазами по-прежнему сияло мужеством. Виконтесса вздрогнула, потому что сейчас… Ну, в сказке они или нет?

Берта остановилась совсем близко, искрящимися очами посмотрела на свою возлюбленную и промолвила с нежной улыбкой:

– Это что у тебя в бокале, кровь? А то пахнет как-то странно. Но хорошо, если кровь, быстро очухаешься.

Когда виконтесса распахнула полуприкрытые глаза, нежной улыбки на лице Берты она так и не обнаружила, сколько ни старалась. Вампирша была серьезной, как гробовщик. Иными словами, пребывала в своем обычном расположении духа. Отвернувшись от Гизелы, он заговорила с графом, громко и отчетливо, как по бумажке читала.

– После произошедшего было бы дерзостью с моей стороны о чем-либо просить ваше сиятельство. Однако добраться домой до рассвета мы не успеем. Позвольте нам провести один последний день под вашим кровом.

Сраженный столь напыщенной речью, фон Лютценземмерн лишь кивнул. Остальные продолжали разыгрывать пантомиму, за исключением Эвике, которая тихо простонала: «Вот ду-у-ура» и хлопнула себя по лбу.

– Берта? – Гизела смотрела на нее, ожидая, что будет дальше, но Берта не отвечала, и ей пришлось продолжить самой. – Спасибо, что спасла нас всех.

Вампирша, которая уже направлялась к дверям, остановилась и произнесла с безукоризненной вежливостью:

– Пожалуйста. Если еще раз потребуется вас всех спасти, дайте мне знать, я буду в библиотеке. Засим позвольте откланяться.

И она вышла, оставив друзей в недоуменном молчании.

Они думали, что Изабель умерла. Это и впрямь было так: когда она очнулась, жизнь для нее закончилась. Одиночество нахлынуло так внезапно, что вампирша чуть снова не потеряла сознание. Виктора больше нет. Не только рядом с ней, в этой комнате или в этой стране, но его нет вообще нигде. Никогда не было и не будет. Последняя ниточка, привязывающая Изабель к реальному миру, оборвалась. Где же он? И где все остальные? Как она ни вслушивалась, до нее уже не доносились обрывки мыслей ее земляков. Значит, сбежали без нее. Ей, впрочем, уже все едино. Больше всего хотелось оказаться там же, где Виктор, и если он горит в аду, она бросилась бы в озеро с кипящей смолой, лишь бы только быть рядом.

Ее нерадостные мысли прервали шаги. Леонард. Она не видела его, но могла определить еще за несколько поворотов коридора, что это именно он. Сейчас ее мучения закончатся. Хорошо бы. Но меча при нем не было, поэтому она сразу же утратила к нему интерес и, обхватив колени, уткнулась в них острым подбородком.

– Вот мы и встретились вновь, – произнес Леонард, разглядывая след на ее плече – багровый, с почерневшими краями, будто ее обожгли раскаленной кочергой. – Чего ты хочешь теперь?

– Умереть, – глухо ответила она. – Будь любезен, заверши то, что начал.

– В твоем ли п-положении рассчитывать на мою любезность? И почему ты так хочешь умереть?

– Замолчи! – воскликнула Изабель. – Зачем ты пришел сюда? Зачем ты все это спрашиваешь?

– Мы оба вампиры. Нас мало, а мир велик. Так что в некотором роде мы несем друг за друга ответственность. Твоя боль должна отозваться в моей груди.

– Что за бред? – поморщилась она. – Пришел проповеди читать? Если так, то убирайся, и без тебя найду способ умереть. Рассвет уже скоро, – проговорила вампирша с горькой усмешкой.

– Скорее уж ты несешь околесицу, – покачал головой Леонард. – Я, конечно, оставлю тебя дожидаться рассвета, но сначала хотелось бы узнать, чем ты м-мотивируешь свой выбор. Пока что я вижу лишь капризы разобиженной барышни, которую друзья забыли позвать на прогулку.

Изабель как открыла рот, так и закрыла его, будто рыба, выброшенная на берег. От такой наглости у нее даже в глазах потемнело… Или от серебра? Каждое движение до сих пор давалось с трудом.

– Капризы?! – прошипела вампирша, хотя это слово вообще-то трудно прошипеть. – Как ты смеешь такое говорить! Ты… ты… ты никогда не терял свою любовь! Ты даже представить этого не можешь…

Леонард опустил голову.

– Я любил своего отца, и я потерял его. Теперь я учусь любить его заново. А то, что ты чувствовала к Виктору, это не любовь. Ты ошибаешься, б-бедная девочка.

– Что ты имеешь в виду? – она покосилась на Леонарда. – Я никому не нужна, кроме Виктора, а себе самой не нужна без него. Та часть моей жизни, которая принадлежала мне, закончилась много лет назад, другая же – только что. Почему ты не поможешь мне все завершить? Тебе приятно надо мной издеваться?

Сняв очки, Леонард начал рассеяно протирать их платком.

– Я не хочу мстить, я хочу тебя понять. Проанализировать.