Луи Бриньон - Чаша императора

В первой из четырёх комнат стояла низкая кровать с резными ножками, на которую Амос и Авиталь уложили Шатобриана, всё ещё находящегося без сознания. Амос с плохо скрываемым неудовольствием смотрел, как дочь сбросила накидку с плеч и, засучив рукава платья, наклонилась над больным. Он услышал её озабоченный голос:

— Надо определить причину жара, помоги его раздеть, отец!

— Поможем ему, а он потом вернётся сюда и оставит нас без гроша, — забубнил было Амос, но, поймав укоризненный взгляд дочери, нехотя подошёл к больному и стал раздевать его. Под кожаной безрукавкой оказалась кольчуга. Она была основательно помята.

— Немалых денег стоит, — пробормотал Амос, оглядывая её со всех сторон, затем он поднял взгляд на дочь и с тревогой добавил: — У нас могут быть серьёзные неприятности. Это не простой человек. Он, возможно, даже рыцарь. И, возможно, служит самому графу.

— Поздно об этом думать, — заметила на это Авиталь.

— Тут ты права, — покивал Амос, — но вот если он умрёт, нам придётся ещё хуже…

С трудом освободив тело от кольчуги, отец и дочь увидели кровавое пятно, расплывшееся по рубашке, и обменялись понимающими взглядами. Когда они стали снимать рубашку, обнажив грудь в ужаснувших их шрамах, Шатобриан застонал и открыл глаза. Он увидел пробор, деливший на две ровные части тёмные волосы, маленький лоб и вздёрнутые кверху брови, смуглое лицо с нежными чертами и глаза, полные участия. До него донёсся успокаивающий голос:

— Потерпи немного. Твоя рана воспалилась — я обмою её и смажу смесью из трав. Можешь мне доверять, я знаю толк в лечебных растениях.

— Как твоё имя? Кого я… должен благодарить? — прошептал Шатобриан.

— Меня зовут Авиталь. А это мой отец, Амос. Благодарность твоя нам не нужна…

— Что ты такое говоришь?.. — зашипел Амос на ухо дочери. Потом изобразил радостную улыбку и с неискренним дружелюбием сказал:

— Поправишься, тогда и поговорим. Сейчас тебе следует отдохнуть. Я и моя дочь позаботимся о тебе, как следует, — после чего вышел.

Авиталь виновато взглянула на больного, но тот закрыл глаза и словно погрузился в сон. Вскоре отец вернулся с широкой медной миской, наполненной горячей водой.

— Дай ему немного вина, — попросила Авиталь, внимательно оглядывая покрасневшую рану.

— Зачем? — сварливо спросил Амос.

— Прошу тебя…

— Хорошо, хорошо… Что за день, одни убытки…

Ворча, Амос снова вышел и возвратился с оловянным кубком, меньше чем наполовину заполненным вином. Авиталь тщательно обмывала рану и не сразу обратила внимание на отца, который так и не донёс кубок с вином до губ раненого. Застыв, он, не мигая, смотрел на амулет, висящий на волосяной нити на шее Шатобриана — камень с тремя углами.

— Я знал, что все эти шрамы не к добру. Он воин… — Амос сорвался с места и, вручив вино дочери, куда-то ушёл.

Укоризненно покачав головой, она оставила на время рану и напоила раненого вином. Закончив промывать рану, девушка отправилась за травами — их следовало смешать, заварить кипятком и дать настояться, прежде чем накладывать на рану. В зале она увидела отца, сидящего за столом и что-то внимательно разглядывающего. Заинтересовавшись, Авиталь подошла поближе и поняла, что рассматривал он, вне всякого сомнения, золотую монету.

— Отец, что это?

Амос обратил совершенно бледное лицо в сторону дочери и, едва заметно кивнув в сторону занавеси, за которой находился раненый, с ужасом прошептал:

— Мы погибли… Он убьёт нас, как только придёт в себя. Господь покарал нас за грехи…

— Отец, ты не в себе, — Авиталь с тревогой всматривалась в лицо отца, пытаясь найти объяснение всем этим странным словам.

— Смотри, — Амос поднял золотую монету со стола и ткнул в неё пальцем, — этой монете более тысячи лет. На ней изображено три угла. В каждом углу буква «С», а в середине чаша…

— И что? — спросила Авиталь, рассматривая монету.

— У него на груди точно такой же знак, только из камня: три угла, три буквы и чаша. Он — хранитель Чаши…

Неожиданно Амос изменился в лице. Он сполз на пол и, встав на колени, потянул дочь за руку, призывая последовать своему примеру. Она испуганно обернулась. И наткнулась на твёрдый взгляд. Раненый стоял перед ними, придерживая рукой у раны кусок полотна, которым покрыла её Авиталь.

— Ты нам… враг? — Авиталь задала этот вопрос со спокойным достоинством. В ответ человек, которому она задала вопрос, отрицательно покачал головой. Затем раздался слабый голос:

— Ещё вина, пожалуйста… И пусть твой отец встанет. Не надо бояться — я вознагражу вас за доброту, но мне нужна его помощь, — Шатобриан пошатнулся, но Авиталь, бросившись к нему, поддержала и не дала упасть. Следом поспешил на помощь и Амос. Совместными усилиями они помогли ему добраться до постели. И здесь снова услышали его слова:

— Найди нужного человека. Я щедро заплачу. Он должен будет отправиться в Неаполь по важному делу. Времени осталось совсем мало. Сделай всё быстро…

Авиталь оставалась у постели Шатобриана до самого утра. Ночью она наложила травы на рану и крепко перевязала. Они, несомненно, оказали благотворное влияние — к утру жар почти спал, дыхание выровнялось. Но девушка не уходила. Она следила за состоянием раненого и с беспокойством думала об отце. Тот ушёл глубокой ночью и всё ещё не вернулся. Она не знала, куда он направился и зачем. Авиталь то и дело наклонялась над раненым и вытирала пот с его чела. Нередко она задерживала взгляд, вглядываясь в черты лица молодого человека — в такие мгновения у неё в глазах появлялась нежность. Но затем, словно устыдившись своих каких-то потаённых мыслей, покидала комнату лишь для того, чтобы через минуту вернуться обратно.

Когда утром Шатобриан открыл глаза, девушка по-прежнему находилась подле него. Он устремил на неё благодарный взгляд.

— Я ведь вначале принял тебя за ангела. У тебя доброе сердце, Авиталь. Надеюсь, мне представится возможность отблагодарить тебя.

Авиталь зарделась. Его слова по непонятной ей самой причине проникли в самую душу. Она в смущении отвела взгляд и, помедлив, ответила:

— Помогая тебе, я и не думала о благодарности…

— И всё же я твой должник, прекрасная Авиталь.

Эти слова привели девушку в такое замешательство, что, прикрыв ладонями заалевшее лицо, она выскочила из комнаты. Заглянув в маленькое зеркальце, она взволнованно осмотрела свои пунцовые щёки и сияющие глаза.

— Уж не жар ли у меня? — в смятенье пробормотала Авиталь и с озабоченностью ущипнула себя за щёку.

В это мгновение вернулся отец в сопровождении худощавого паренька лет двадцати. Это был её кузен. Он на ходу поздоровался с Авиталь и вместе с Амосом скрылся в комнате раненого.