Луи Бриньон - Чаша императора

Девушка услышала голос отца:

— Это мой племянник, Ниссим. Ты можешь полностью доверять ему. Он выполнит всё в точности и не расскажет никому. Жизнью своей клянусь, что так и будет.

— Пусть отправляется в Неаполь и найдёт там еврея по имени Тувия и передаст слово в слово то, что сейчас услышит, но только наедине с ним. Пусть скажет: «Белый Единорог собрался в плаванье».

— Позор королю! Смерть Генриху Наваррскому и всем еретикам! Слава Гизу!

Крики, словно волны, катились по улицам Парижа. Взбудораженные горожане выбегали из домов, выглядывали из окон, стекались со всех сторон, чтобы стать свидетелями торжественной процессии. Первыми шли священники с большими крестами в руках. Следом двигалась многотысячная толпа — что было совершенно необычным, люди эти в большинстве своём были отлично вооружены пиками, мушкетами, аркебузами, были и такие, кто держал в руках пращи.

Иные носили доспехи и имели при себе мечи или шпаги. Шествие то и дело разражалось угрожающими выкриками в адрес гугенотов и клеймило короля за слабость в борьбе против них.

Ликующие приветственные крики раздались, когда впереди показалась кавалькада под знамёнами Гизов. Генрих де Гиз, привстав в стременах, лично приветствовал процессию, проявляя тем самым знак уважения, что было с восторгом воспринято как ещё одно доказательство любви к простому народу.

Спешившись, он вместе с некоторыми своими приближёнными занял место в первых рядах шествия, что вызвало в толпе волнение и движение, ибо всем хотелось слышать, что будет говорить великий Гиз, как часто именовали герцога его сторонники. А говорить Гиз умел не только красноречиво, но и с пылом, достойным истинного католика. Суть же его речей, как правило, сводилась к одной главной мысли: следовало безжалостно уничтожать протестантов, ибо именно они виновны во всех бедах, преследующие Францию последние годы.

Проведя среди своих горячих почитателей и сподвижников несколько часов, герцог, воодушевлённый столь жаркой поддержкой, вскочил в седло и направился в Лувр. Перед самыми воротами дворца ему пришлось задержаться из-за преградивших ему путь двух монахов, дожидавшихся герцога. Гиз остановил коня и, бросив на них высокомерный взгляд, твёрдо произнёс:

— Никаких условий более. Передайте его преосвященству, что я могу принять дружбу и взамен готов предложить свою. Не забудьте рассказать о том, что вы видели сегодня в Париже. И добавьте, что король Испании милостиво предложил свою помощь в борьбе против еретиков. Уже завтра мы двинемся на них всей своей мощью и уничтожим их от мала до велика. Ему решать, как следует поступить. Но пусть не тянет с ответом. И ещё, — с угрозой добавил герцог, — советую всем вам с должным уважением относиться к герцогине Д'Эгийон. Вскоре я собираюсь встретиться с ней и надеюсь застать её в добром здравии.

Герцог де Гиз пришпорил коня и поскакал вперёд. Монахи сопроводили его отъезд низкими поклонами. Едва он исчез из виду, оба торопливо пошли по улице в противоположном направлении. Спустя четверть часа монахи постучали в дверь незаметного среди иных дома с маленьким балконом. Их тотчас же впустили. Пройдя через помещение, где находилось ещё около десятка людей в монашеских одеяниях, под которыми ясно просматривались шпаги, прибывшие монахи прошли в следующую комнату. Здесь их приветствовал генерал Ордена Иезуитов, поднявшийся им навстречу. Никто, включая герцога де Гиза, не подозревал о том, что он вновь объявился в Париже. Один из двух вошедших монахов обратился к генералу со словами:

— Святой отец, думаю, настала пора нам расстаться. Мне необходимо переговорить с моим господином.

Главный Иезуит кивнул, соглашаясь. Монах поклонился и торопливо вышел. Аквавива обратился ко второму:

— Сьенцо, судя по поведению наших друзей, ты принёс дурные вести?

Монах, которого назвали «Сьенцо», откинул капюшон. Показалось грубое лицо мужчины лет сорока пяти. То был один из самых надёжных людей в Ордене, и генерал ему полностью доверял.

Низкий хриплый голос этого человека не был ни услужливым, ни почтительным:

— Так и есть, святой отец. Нам довелось встретиться с герцогом Гизом. Он даже не соизволил выслушать нас, не захотел уединиться. Он просто высказал свою волю.

— Что именно он сказал?

— Что готов предложить свою дружбу в обмен на дружбу Ордена. Никакие условия более не имеют свою силу. Кроме того, он довольно ясно дал понять, чтобы мы не причиняли вреда герцогине Д'Эгийон. И ещё он говорил о помощи, которую ему обещал король Испании.

— Проклятье, — вырвалось у главы Ордена. Принесённые вести заставили его помрачнеть. — Он знает, что Папа поддержит только католика в притязаниях на престол. Он понимает, что нам не на кого больше опереться во Франции и тем самым ставит в безвыходное положение. Мы не можем отказаться от сотрудничества с ним.

— Возможно, следует отказаться от дружбы с Гетой? — осторожно заметил Сьенцо. — Многим братьям не нравится, что мы поддерживаем отношения с этими людьми. Они говорят о своей вере в Господа, но ведут себя подобно язычникам, принося человеческие жертвы.

— Ты полагаешь, есть разница между тем, что делают они, и тем, как наказывает святая инквизиция? — на губах генерала появилась лёгкая усмешка. — Разве имеет значение, как именно умрёт еретик? Нам важна лишь его смерть, а не способ умерщвления. Очищая святой крест, мы заботимся лишь о вящей славе Господа. Пути же Господа неисповедимы. К тому же, — продолжал задумчиво Аквавива, — ты сильно недооцениваешь этих людей. Знаешь, на чём основано их могущество? На слабостях сильных мира сего. Для них это некое таинство, возможно, даже игра, участие в которой заставляет их кровь бежать по жилам быстрее и испытывать новые волнующие ощущения в их пресыщенной развлечениями жизни. Закрывая глаза на некоторые вольности Геты и его шайки, оказывая им мелкие услуги, мы получаем взамен золото и тем самым укрепляем наши ряды многократно. Возможно, настанет день, когда мы решим наказать их, но пока мы должны быть им друзьями, ибо они слишком сильны. Вражда с Гетой смерти подобна.

— Как же тогда нам следует поступить, святой отец? — с прежней осмотрительностью спросил Сьенцо.

— У меня нет ответа на этот вопрос. Мы не можем отвергнуть дружбу ни герцога Гиза, ни Геты.

Можно не сомневаться, что его человек передаст ему слова Гиза. Выводы напрашиваются сам собой. Эти люди одержимы мыслью убить герцогиню Д'Эгийон. И, следовательно, герцог де Гиз станет им врагом после сегодняшнего дня. Мне непонятна эта их настойчивость, ибо я не вижу достаточных причин для смерти герцогини. Возможно, о них знает лишь сам Гета. Человек этот хранит очень много опасных тайн и никогда откровенно не говорит о том, что именно им движет.