Иван Дроздов - Славянский котел

— Ты чего? — спросил тихо.

— Прости. Прости меня за всё. За всё.

— Не за что мне тебя прощать. Наоборот: спасибо тебе за то, что ты есть. Я всегда о тебе думал. Это счастье для меня сознавать, что ты живёшь на свете и я время от времени могу тебя видеть. Разве ты этого не понимаешь?..

— Отец говорил: ты доверчивый, неосторожный. Прости нас обоих: не смогли тебя уберечь. Эти противные миллиарды! Не было у тебя их — и как было хорошо! Куда хотели, туда и ехали. Никто за нами не охотился. Я теперь понимаю внучку греческого миллиардера Онассиса, он ей в наследство оставил шестьдесят два миллиарда. Она разместила на своих счетах четыре миллиона, а остальные отдала государству. И нам с тобой — зачем нам так много денег?..

— Денег никогда не бывает много, а внучка Онассиса… Она глупая, но и все–таки — оставила себе четыре миллиона.

Элл улыбнулся, взял руку Драганы, поднёс к губам, горячо целовал. Тихо заговорил:

— Я вот тебя потерял… Это ужасно, это катастрофа, но мне придётся и с этим жить.

Со щеки Элла на руку Драганы скатилась слеза, он вздрогнул всем телом, притих. С минуту они молчали. Потом он продолжал:

— Но ты и сама чуть не погибла. Как себя чувствуешь?

— Ничего. У меня, слава Богу, ничего не болит, только немного кружится голова и поташнивает. А ты как?..

— Не знаю. Вставать не могу. Ноги… будто ватные. Страшно мне — вдруг как и совсем не встану. Ты тогда и приходить ко мне не будешь.

— Буду. Я всегда буду к тебе приходить.

Драгана приоткрыла угол одеяла, погладила ногу. Он отвернулся, спазмы подступили к горлу. Тихо, беззвучно заплакал. Потом сказал:

— Я слабый. Ничего не могу. Я теперь как ваш русский Николай Островский. Помнишь, ты мне книгу его давала: «Как закалялась сталь». Тот лежал и писал. Я не смогу. Скажи отцу… И тебя я прошу: никому меня не отдавайте. Боюсь я людей. Они все злые. Верить никому нельзя.

— Я слышала, у тебя были компаньоны.

— Да, были. Вчера меня навестили. Боятся за свои вложения, говорят, что соберутся и послушают отчёт бухгалтерии. Хищники! Они теперь что угодно насчитают. Если пойдут на подлость, я найму самых дорогих адвокатов, ничего им не отдам. Только бы не подобрались ко мне, не отравили. Я их боюсь.

— Не бойся. Ничего не бойся. Я буду с тобой рядом.

— Не надо. Вот этого — не надо. Боже упаси!..

— Да почему же?

— Нет, нет — не надо! Упаси Господь. Пока я боюсь только за себя, а тогда и за тебя буду бояться. Я изведусь. Сердце не выдержит.

— Мой дедушка говорит: Бог не выдаст, свинья не съест. А страх — плохой советчик. Во всех делах — и в семейных, и в бизнесе. Если страх, то пиши пропало. Жизни не будет. Ты всего боишься и не живёшь. От страха есть таблетки. Но главное — друзья! У нас много друзей.

— У меня нет друзей. Кроме тебя, твоего дедушки и отца. А откуда взялись твои друзья? С неба, что ли, упали?

— На острове живёт много русских. И — сербов. Они все мои друзья. Нет, не друзья. Они родные. Они — моя семья.

— Ну, это я слышал. Это твоя блажь. Ты молодая и всякого встречаешь улыбкой. Как младенец. Было такое время, и я улыбался. Но когда один за другим умерли мои родители, мне сказали: их отравили. Я не верил, но теперь верю: да, отравили. У меня на флоте одиннадцать компаньонов. Столько же танкеров — футбольная команда! Шестьдесят процентов прибыли идёт на мои счета, остальное — на счета компаньонов. Вот чего они не могут пережить. Хотят иметь больше. Я смотрю им в глаза и вижу: да, они недовольны. Потому и отравили родителей. И ракетой по нам ударили — это они, компаньоны. А теперь вот будут подкупать врачей, чтобы добить меня.

Элл замолчал и отвернул голову к стене. Тонкие ноздри его побелели, нервно дрожали. Дышал он тяжело, края одеяла туго сжимал в кулаках. Потом вдруг оживился, повернул лицо к Дане.

— Да, Дануш, друзей у человека нет, и если есть, то не друзья, а союзники на почве деловых интересов. А ещё есть люди забавные. Таких людей мало, но они есть. Вот и ты… забавная. Наверное, за то я тебя и люблю. Но если ты думаешь иначе — думай на здоровье. У тебя от таких мыслей всегда хорошее настроение. Верь людям, но и оглядывайся. Если подставят ножку, то падай не так больно, как упали мы с тобой.

Пришла медицинская сестра. Дважды в день она делала Битчеру уколы. Драгана удалилась. Встреча с Эллом не прибавила ей хорошего настроения. Она сейчас думала: неужели всю жизнь вот так — лежать на койке без движения?

В полдень домой приехал отец. Позвал Драгану вниз, в свой кабинет, где горничная для них накрывала обед. Отец её встретил словами:

— О Битчере не беспокойся. Профессор мне сказал: ему нужно заменить два сегмента позвоночника. Подберут хорошие сегменты и сделают операцию. Президент Кеннеди тоже имел такие сегменты. Оттого он не мог долго сидеть на совещаниях. Когда встречался с Хрущевым, ему через каждые два часа делали укол, и тогда он мог продолжать переговоры. Эллу не грозит президентство, и длинных разговоров он ни с кем заводить не станет.

— А его танкерный флот? Его дела? Насколько я понимаю, от них зависят и наши заводы.

— Да, это так. Все установки на наших заводах рассчитаны на русскую нефть. Многие из них бесперебойного цикла. Случись перебои — и мы сядем на мель. Нам грозят многомиллионные, а может быть, и миллиардные убытки. Я потому так боюсь охлаждения в ваших отношениях. И дедушка боится.

— Теперь вам ничего не угрожает. Я не из тех, кто бросает в беде друзей. Элл по сути дела спас меня; принял удар на себя. Взрывная волна не достала. Он прикрыл меня своим телом. Так, папа. Такая вот история. Элл хотя мне никогда не нравился, но давно заметила: он хороший парень. И вы напрасно с дедушкой опасаетесь: Битчер никогда нас не подведёт, он не способен на подлость. Но я к тебе прилетела за тем, чтобы сообщить неприятную новость: русский молодой учёный не хочет расширять «Розовое облако». Маленький приборчик для улучшения психики он имеет, а вот усиливать его он, кажется, не станет.

— Почему?

— Говорит, это страшное оружие и он не хотел бы давать его врагам своего народа.

— Честный и хороший парень. Мы с тобой тоже не хотим работать против славян. И американцы не хотели бросать бомбы на Белград. И на Ирак они тоже не хотели бросать ракеты. Но весь вопрос в том и состоит, что есть на свете Америка, но нет американцев. И Франция пока ещё есть на свете, но давно уж нет во Франции французов. И вся старая Европа пожелтела и почернела — там тоже европейцы растворились в полчищах мигрантов и себя не узнают в зеркале. Держится пока русский народ, а вместе с ним и все наши братья–славяне. К управлению миром подбираются невидимки–глобалисты. Они теперь взялись за арабов и за нас, славян. На пути глобалистов возникли два народа: русские и арабы. Покончив с нами, они возьмутся за китайцев и индусов. Оставят лишь тех из них, кто будет трудиться на чёрных работах. Но это только планы. У нас свои планы и свои цели, нам для их выполнения нужны не только бомбы и ракеты, нам нужно новое оружие. «Розовое облако» и является таким оружием. Мы с тобой должны всё это разъяснить русскому парню. Нам важно зажечь «Розовое облако», а уж как его удержать в своих руках — это вопрос особый. Надеюсь, и его мы сумеем решить с помощью того же русского учёного. Как его фамилия?.. Ах, да — Простаков. Ишь ведь, фамилия какая! У них, у русских, много таких фамилий: Лаптев, Горшков, Телегин, Оглоблин, Грибов, Редькин — чёрт знает что! А этот Простаков. Но заметь: тут тебе и пословица подоспела: на всякого мудреца довольно простоты. Говорят, он молодой, этот твой Простаков?