Юрий Иванов-Милюхин - Драгоценности Парижа [СИ]

— Софьюшка, как тебе у нас? — решился спросить он.

— Хорошо, месье Д, Арган, — после недолгой паузы разлепила она губы. — Люди дружны, добры, твои маман с брат и сестра уважать меня, бабука угостила каймак. Вкусный.

— Она плохо видит, что нашарила, то и поднесла, — засмущался казак, на свадебном столе этого каймака громоздились горы. — Если бы скинула годков двадцать, было бы другое дело.

— Я понимаю, и так хорошо. Свадьба была весело, я остался довольна.

— Домой не захотелось? — он притих в ожидании ответа.

— Теперь мой дом станица Стодеревский.

Казак, сдерживая радость, приподнялся на локте, в голове затеснились тучи мыслей об устройстве жизни. Несмотря на просторную родительскую избу, которую возводил погибший в войне с турками отец, жить в ней стало тесновато. Пришел черед Даргана обустраивать жилище для своей семьи, а в старой хате оставались младшие брат с сестрой. Нужно было определяться и с табуном лошадей, пока пасущимся на лугах под присмотром брата с дальними родственниками. Зимы в предгорьях Кавказа наступали резко, перемежая лютый холод сопливой оттепелью. Но спросил он о другом:

— Откуда ты про казачью песню–то узнала, какую сыграла на свадьбе?

— О, это секрет, — засмеялась она, показывая сверкнувшие во тьме жемчужные зубы. Сжалилась. — Маланья перед праздник нашептала, сказала, это о–бе–рег, всем понравится.

— Моя сестра, что–ли?

— Она.

— Ну… выросла девка, видно, разумная будет.

— Разумная, — согласилась женушка.

Некоторое время казак млел от разлившихся по телу приятных чувств за родственницу, оценка ее способностей умной женщиной дорогого стоила. Затем заставил взять себя в руки, тема для разговора была слишком серьезной:

— Я тебе еще в дороге сказывал, что присмотрел хату в центре станицы, — с озабоченностью в голосе заговорил он. — Она стоит рядом с лавкой армяна, там жила семья нашего старшины.

— А где хозяин? — прислушалась супруга.

— Мужчины ихнего рода погибли в стычках с чеченами — сам старшина и двое сыновей, а мать недавно перебралась в хату к дочери. Я у станичников уже спрашивал.

— Дом плохой?

— Лет пять как отстроились, а тут абреки банда за бандой.

— Ты ходил смотреть?

— Когда, свадьбу же играли.

— Надо смотреть, — девушка приложила палец к губам.

— Завтра и пойдем, — Дарган проглотил истонченную конфетку, шмыгнул носом. — Заодно заглянем на подворье, конюшню строить надо добрую.

— Хата без конюшня?

— Как без нее, но на пяток лошадей, а у нас их до сих пор не сосчитанные.

— Тогда дом центр нет, — супруга повернулась к мужу. — Надо места много, за станица надо, сено, овес, сбруи… Новый амбар надо.

— Там простора достаточно, — потянулся казак. — Если что, прикупим еще для расширения.

Снаружи донесся осторожный шорох, девушка заметила, как метнулись глаза супруга к висевшему на стене оружию. Окно было открыто, в него вливался лунный свет, замешанный на запахах луговых цветов, грибов и речной воды, с подворья ветерок приносил слабую вонь от загонов для скота. Дарган опустил ногу на пол, перенес на нее тяжесть тела, босые ступни неслышно пронесли его к стене. На улице не было никого, по бокам ее будто на ходулях темнели куреня с невысокими плетнями вокруг, да сметанные возле стожки сена. Ни лая собак, ни запоздалых вскриков загулявшего казака. Дарган посмотрел на основания столбов под домом, показалось, что один из них отбрасывал две тени. Он снял ружье, просунул дуло под оборки занавески в углу подоконника и надолго замер в неудобной позе.

— Кто там? — шепотом спросила жена.

Казак отмахнулся, его вниманием всецело завладела вторая тень, он знал, что без надобности она возникнуть не могла. И дождался того момента, когда тень отделилась, превратившись в человеческий силуэт. Словно по воздуху, тот продвигался к месту под окном. Дарган взял его на мушку, довел до следующего столба, и когда силуэт приготовился одолеть расстояние до оконных створок, негромко предупредил:

— Стой, стрелять буду.

Человек метнулся было прочь, в следующее мгновение он воздел руки вверх и загундосил с сильным чеченским акцентом:

— Братка Дарган, не стреляй, это я, Ибрагим из ларька.

— Что тебе нужно? — не опуская ружья, спросил казак.

— Я пришел забрать самовар, свадьбу отгуляли, вам он больше не нужен.

Самовар действительно брали в лавке у армяна в рассчете на некоторых непьющих женщин и старух, он возвышался на столе во дворе. Вещь была редкая и ценная, стоила хорошую лошадь.

— Дня было мало, что по ночам решил блукать?

— А когда днем, если закрываемся с заходом солнца, да и ночь только наступила, — обрел свой голос Ибрагим. — Прости, братка Дарган, что побеспокоил, в другой раз пораньше забегу.

Казак опустил ружье, переступил с ноги на ногу, он понимал, что оглашенный чеченом повод имел вес, но интуиция подсказывала, что отговорка придумана заранее. Настораживало само появление вхожего в любой двор Ибрагима, станичные собаки тоже знали его, ни одна не взлаяла, не чужим он стал и в казачьей среде после того, как выкрестился в православные. Если прислужник в лавке до сих пор не порвал с правым берегом Терека, лучшего лазутчика разбойникам сыскать было бы трудно.

— Коли пришел, забирай самовар и отваливай, а днем приходить не надо, — принял наконец решение Дарган. — Если бы я тебя не разглядел, то пулю в лоб как пить вогнал бы.

— Не желай смерти другим, она сама за тобой ходит, — направляясь во двор, как–то туманно обмолвился Ибрагим. Возвращаясь с самоваром, добавил. — Спасибо, братка Дарган, теперь мой армян успокоится.

— Скажи хозяину, что мы можем его купить.

— Я знаю, но зачем вам два.

И снова, когда Ибрагим пошел по улице, собаки не подали голоса, словно они были приручены и служили ему верой и правдой. Этот парадокс отозвался в голове казака неприятными мыслями. Он терялся в догадках, соображая, кто из чеченов мог подключиться к кровной мести, если из семьи Ахмет — Даргана, по слухам, в живых оставалась лишь одна дочка с маленьким ребенком на руках. А что охота продолжается, он перестал сомневаться, как только признал в ночном госте Ибрагима, слишком осторожно тот вел себя. Да и кому понадобился самовар, если станица со всеми жителями давно погрузилась в глубокий сон.

— Кто был? — спросила девушка, стараясь незаметно спрятать пистолет под кровать.

— Ибрагим за самоваром приходил, который мы на свадьбу брали.

— Ночью!?

Дарган ничего не ответил, нырнув под одеяло, обнял горячее тело супруги, сунул нос в густые волосы, которые отдавали запахом степных трав…

Хата и правда оказалась внушительных размеров, поднятая на столбы в три аршина, в то время, как другие куреня только на два, она походила на большой корабль, неизвестно каким ветром занесенный в предгорья Кавказа. Но и здесь Терек по весне показывал такой буйный характер, затопляя все вокруг полой водой, что иной год из нее выглядывали одни макушки деревьев. Дарган вместе с женой обследовали строение, подбираясь к ведущей вовнутрь высокой лестнице, за ними в галошах семенила старшиниха.