Екатерина Мансурова - Возвращение чувств. Машина.

Собственно говоря, что же там ещё могло быть в конце лета – большому городу нужно много продуктов, свежих и спелых!..

Ближе к стенам, с видневшимися в них воротами, им пришлось расталкивать и окриками разгонять толпу, чтобы проехать.

Перебравшись по длинному мосту через Сену (с Волгой, конечно, не сравнить!), они подъехали, наконец, вплотную к высоким Парижским стенам.

Надо же… А ведь их, похоже, действительно строили в расчёте на отражение штурмов. Как в кино!

Возле самих ворот Курбевуа было настоящее столпотворение из-за въезжающих и уже выезжающих повозок, и пеших нагруженных и ненагруженных желающих войти, или выйти. Пулен громко ругался, и у них въезд в ворота не вызвал проблем: ведь они были в форме, следовательно, каждый видел – солдаты короля.

Толпа расступалась, стража, стоявшая по бокам, приветствовала.

Ответив, они въехали, наконец, под арку огромных ворот. Катарина, заранее давшая наставления своему «начальнику», скромно держалась сзади, по возможности опуская, или отворачивая голову. Как знать, не будут ли вскоре расспрашивать этих дежурных о въехавших офицере и солдате…

Проезжая под громадой нависающих камней сторожевой башни, она испытывала невероятное волнение. Сколько раз в той, другой, жизни, она мечтала о Париже. И вот она здесь. Да ещё при каких обстоятельствах! Полнота ощущений: от вида столичного города, усталости от долгой тряски, острого запаха пота, дыма, пыли.

Беспокойства о возможной погоне…

Пока основным её чувством была отнюдь не радость, а самый обычный страх – страх, который охватывает перед важным экзаменом. Страх перед встречей с матерью.

Матерью Катарины.

Теперь они ехали по самом у городу.

Расчёты вполне оправдались, въехали они спокойно. Да и теперь, среди пёстрой толпы разносчиков, крестьян, торговцев, других всадников, мальчишек в отрепьях, слуг и служанок, спешащих по своим делам, на них практически никто не обращал внимания.

Они продвигались примерно на юго-восток. Пулен уверенно лавировал в гуще извилистых улочек и переулков. Сена, спокойно текущая серая лента, оставалась теперь справа, иногда мелькая среди улиц и домов, или открываясь с набережных в полном великолепии. По ней уже вовсю сновали лодочки и шаланды покрупней, с товарами.

Однако пробираться по городу, конечно, оказалось гораздо трудней, чем по пыльным, но пустым, сельским дорогам. Узкие, кривоватые и бугристые, словно лабиринт, запутанные и все время меняющие направление и ширину, улочки, почти сходящиеся наверху, на уровне третьих этажей, создавали внизу, у земли, полумрак, мешавший разглядеть, куда же они едут, и что находится вокруг. Мостовая – если можно так назвать поверхность, которую ещё не замостили – вся в рытвинах, колдобинах и ямах. В таких стояли лужи грязной вонючей воды: сюда, похоже, сливали все помои, нечистоты, и ссыпали весь мусор, от которого жители окружающих домов хотели избавиться.

Интересно, как они обходятся без канализации… Впрочем, есть же какие-то золотари.

Кажется, они орудовали именно в эту эпоху. То есть, хоть выгребные-то ямы при домах есть…

Однако вонища стояла страшная. Чего удивляться, что здесь вспыхивают всякие эпидемии. Вот уж антисанитария и экзотика средневековья в чистом виде. Без, так сказать, «романтических прикрас» писателей и художников. Ну правильно: в фильме вонь и грязь не покажешь! Смотреть не будут.

Хорошо, что она на коне! Наступать на такую мостовую было бы не только противно, но и опасно – ещё подцепишь какую-нибудь заразу… Народ, между тем, несмотря на ранний час, бодро сновал с деловым видом, даже успевая ругнуть их нехорошим словом, когда их кони вынуждали пешеходов (если так их можно называть) шарахаться в сторону, чтобы пропустить Пулена, даже не думавшего сворачивать, когда кто-нибудь возникал перед мордой его коня. Правда, она не поручилась бы, что он вёл бы себя лучше в не-загипнотизированном состоянии… Скорее всего – нет. Пропасть между ним и «быдлом» слишком велика.

Ароматы, стоявшие вокруг, невольно напомнили её гнилое подземелье.

И только теперь, когда адреналин бешеной скачки остался позади, она приказала себе серьезно задуматься – что и как делать дальше. Нет, план у неё был, и вполне конкретный. Но как она сможет увязать его с жёсткой действительностью? Да и сможет ли?

Слишком многое невозможно предвидеть или просчитать заранее. Слишком многое зависит от других людей – от её матери в первую очередь.

Знание языка, это, конечно, хорошо. Но ведь у каждого человека, кроме языка, есть ещё огромный жизненный багаж: семья, история жизни, привычки, друзья, навыки общения, элементарные знания о своей эпохе, манера одеваться, наконец.

Она читала в свое время романы – фантастические романы! – о том, как из ее, или примерно её, эпохи, люди – ну, разумеется, крепкие, и много всего полезного знающие мужчины! – попадают в древние века и разные страны… Кажется, эти романы так и назывались – «про попаданцев». Но там…

Только полный идиот, или восторженный подросток не заметил бы наигранности и неправдоподобности ситуации. Особенно сказочки про то, как такой «крутой» становится Королем… И вершит историю с большой буквы.

Здесь – все реально! Зримо! Весомо! (А особенно нервирует все-таки вездесущий запах банального дерьма!..)

Сможет ли она, заброшенная сюда из другого времени, из другой страны, из другого социального строя, наконец, действительно , а не так, как в дурацких книжках и фильмах, приспособиться здесь, где она никого, даже собственную мать, не знает?!

Впрочем, нет – так не годится. Опять негативное мышление.

Она-то сможет. Она смогла и не такое… Вопрос только в способе.

Захочет ли мать помочь ей, если узнает, что телом её дочери завладела наглая самозванка?

Нужно ли рассказать её матери ВСЁ? Или – не всё, а часть… правды?

Да и какой правды?!

Опять ей предстояло то, что пугало её – решать новые проблемы на новом месте, и по мере их возникновения.

Улочки чередовались с небольшими площадями, на которых размещались микрорынки, перекрёстками, пустырями с остатками рухнувших домов, другими улочками – уже с лавками и пекарнями.

Ну и ароматы! Да, конечно, здесь всё ещё пахло и конским потом, и гниющими отбросами, и кожей, и – человеческими нечистотами…

Но в то же время и – молоком, дымом, свежеиспечённой сдобой, благовониями, в зависимости от того, мимо чего они проезжали: здесь располагались на первых и в полуподвальных этажах и булочные, и сапожные мастерские, и кузницы, и даже лавки с восточными коврами, пряностями и благовониями, – вот, запах ладана не спутать ни с чем.

Ходу мыслей вся эта пахучая, красочная и шумная экзотика не мешала.