Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3

Поговорив и потолковав с ним обо всем, и расспросив о числе наличных и недостающих еще к строению материалов, и о том, что нужно к предварительному о них попечению, возвратился я в комнаты, где мы квартировали; и попросив хозяек, чтоб они покормили нас поранее, дабы успели мы благовременно дотащиться до Богородицка, а отобедав или паче позавтракав у них и распрощавшись, отправились мы далее к Богородицку. Сей последний переезд был хотя не слишком большой, но наитруднейший из всех прежних: отчасти по дурноте грязных степных дорог, а отчасти и по усталости уже и лошадей наших, и мы не ехали, а тащились. Как сидел я и в сей раз в одной карете со своими спутницами, то имел я удовольствие видеть их приятное удивление при проезде чрез большие и порядочно расселенные деревни Бобриковской волости, сквозь которые нам тогда ехать случилось, и слышать суждение их о семействе господина Верещагина. Они были такого же почти мнения, как и я, но большая только сестра его, Марья, показалась им слишком уже бойкою и хитрою девкою.

При проезде чрез село Ивановское, в котором дни за два до того был годовой их праздник, наехали мы всех мужиков бражничающих и сбегающихся к нам с своими глупыми поздравлениями и просьбами, чтоб принять от них хлеб и соль, подносимой нам ими. Сие было нам нимало не противно, и я говорил только им: «Благодарю, благодарю, друзья мои, за вашу ласку и усердие, по все это напрасно; а веселитесь себе и забавляйтесь как вам угодно». И насилу–насилу отвязались мы от них, приступающих к нам с неотступными просьбами о принятии их хлебов и нескольких окороков ветчины, с чем обыкновенно всегда они хаживали на поклоны и изъявляли свое усердие. Наконец кое–как переехали мы и сей переезд, и выехавши из Балахонского леса увидели вдали колокольню богородицкую.

Наставали тогда уже самые почти сумерки, как мы въехали в Богородицк. При въезде в оной я и не узнал почти его: столь многие и большие перемены произошли уже в оном с того времени, как я его в первой раз видел. На месте бывшего тогда пакостного гостиного двора и лавочек увидел я уже превеликую площадь, и посреди оной воздвигнутую огромную, и вчерне уже совсем почти отделанную церковь; а вместо прежних кой–каких негодных зданьишек внутри земляной крепости и подле колокольни, стояли уже высокие каменные здания, составлявшие некоторой род замка, а позади их, на берегу пруда, немалой величины дом каменной, также дворцом называемой. Все это было уже после меня построено, и чрез все сие весь Богородицк, ровно как оживотворился, и вместо нынешнего ничего незначущего села имел уже вид города. Самой управительской дом увидел я хотя на том же месте, но совсем уже не тот, и покрытой уже не тростником, а тесом. Прежний, и тот в котором я ночевал, успел уже сгореть, а на место его построен был уже сей новой, и весь он, на подобие замка, с задней стороны окружен был мазанками, сараями и службами, покрытыми отчасти тростником, отчасти дерном.

При въезде на двор, при подъезжании к большому и докрытому подъезду, госпожи мои в прах закрестились; а и сам я не преминул вознестись мыслями к небу, и просить Господа о благословении при вступлении нашем в сие новое для нас обиталище. Нас встретили тут уже некоторые из наших людей присланные от меня уже прежде с некоторыми вещами и обозом с провизиею. Дом был уже натоплен и приготовлен совсем для принятия нас в себя; и как мы при тогдашней холодной погоде несколько поозябли, то вошли мы в него как в рай, и найдя его просторным, светлым и расположенным довольно спокойно, не могли им довольно налюбоваться. Ибо как покойной предместник мой имел превеликое семейство, то и успел он к бывшему тут дому пристроить еще несколько покойцев для себя и для помещения детей своих. И потому, всему семейству моему не только было где поместиться, но было даже и несколько излишних покойцев из прирубленных вновь и кои остались у нас даже праздными, и мы обратили их в ткацкую и кладовую. Для самого себя нашел я в них в усторонье особой кабинетец, но как–то уже слишком тесноватой и такой, что в оном мог я поместить один только свои столик для письма и канапе; к тому ж не было в нем и печи, а один только камин. Но за то была пред ним другая, хотя также с одним только окном небольшая комнатка, в которой мог я поместить свою библиотеку и шкаф с картузами, также большой стол для моих собственных писцов, почему я и сею частию дома был совершенно доволен.

Мы не успели обегать и осмотреть все комнаты и приказать разбираться, как гляжу, является и господин Варсобин, прибежавший без души из своего дома. И это было в первой раз, что я его узнал. Но мы в сей день с ним немного говорили, а почти только поздоровкались.

Но как скоро настало последующее за сим утро, то и стали мало–помалу являться ко мне все находившиеся там знаменитейшие люди, и прежде всех предстали пред меня все три канцеляриста, как главные особы в тамошней канцелярии. Первой и главнейший из них был помянутой господин Варсобин. Сей был правителем всей канцелярии, и у него была вся казна и все доходы и расходы на руках — особа, которую скоро трудно было узнать в точности. Второй был господин Щедилов, по имени Прокофий Егорович, мужик высокой и имевший покрои самого старинного подьячего, но показавшийся мне из всех их и праводушнейшим, и более всех их разумеющим письмо и дело. У сего были все письменные дела, а сверх того и весь магазин на руках. Третий был господин Ломакин, по имени Михаил Яковлевич, которой показался мне средственным человечком и не из далеких. У него был на руках весь тамошний гошпиталь и все разные казенные материалы. Все они принесли ко мне кульки, набитые всякою всячиною на поклон, и я как ни отговаривался, но чтоб их не огорчить, принужден был принять; и как был в числе их наполненной рыбою, то сие по случаю наставшего тогда Филиппова поста было и кстати.

Не успел я, поговоривши и ознакомившись с ними, их от себя отпустить, сказав, что я не замедлю придти сам вскоре к ним в канцелярию для осмотрения казны и прочего, как является ко мне тамошний архитекторской помощник, производивший тутошние каменные строения под смотрением главного архитектора. Прозывался он господин Волков, и я нашел его уже весьма отменным от г. Ананьина, и мужичком простеньким, нерасторопным и не слишком во всем далеким, и походившим более на пьянюшку, нежели на остряка и провора.

Вскоре за сим приезжает ко мне также для отдания поклона своего, тамошний волостной лекарь, прозывавшийся господином Рудольфом, живший при большом волостном гошпитале, за версту от Богородицка, на мысу между прудов или так называемом островке построенном. С сим иностранцем, и довольно рукомесло свое знающим человеком обошелся я, по обыкновению своему, с отличною благосклонностию, и он показался мне довольно хорошим человеком, но готовящимся от нас отбыть в какое–то другое место, и почти собирающимся уже к отъезду. Я сожалел, что его теряю, и расспросив обо всех обстоятельствах тамошнего гошпиталя, не стал его удерживать, опять скоро от меня отходящего.