Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3

Между тем, сошло от губернатора мое письмо и приказание учинить допрос упоминаемым в оном моим людям, прикащику и поверенному, и предписать потом исправнику о принуждении Пашковым отдать мне сено. Все сие в последующий день было и исполнено и обоим моим людям учинены были допросы; и как тем дело все с моей стороны и кончилось, и мне не зачем было долее жить в Тамбове, то в четвертый день после моего приезда, распрощавшись с другом моим г. Сабуровым, и поблагодарив его и за угощение, и за все про все, 6–го числа февраля в обратный путь в Богородицк и отправился.

Обратное путешествие мое было столько же успешно, как и первое, и я, возвратившись 9–го числа в Богородицк, нашел и своих всех здоровыми, и дела все в порядке, так что кратковременное мое и только десять дней продолжавшееся отсутствие мое было совсем и неприметно, почему и не рассудил и писать об оном князю. Что ж касается до моих семьянинок, то они во время отсутствия моего ездил к Прасковье Андреевне Кислинской на родины, были потом в Калединке и, наконец, в один день со мною возвратились они Богородицк, а с ними вместе приехал ко мне и брат Mихайла Mатвеевич.

Достальные дни февраля месяца провели мы по прежнему в свиданиях и съездах с своими тутошними друзьями и разъездах с отсутственным и живущими в уездах, как в епифанских окрестностях, так и в стороне к Крапивне. В сих разъездах своих провели мы в особливости начавшуюся в сей год с 23–го числа февраля масляницу, а в наступивший с 1–го марта великий пост оселись и, по обыкновению, во всю первую неделю оного говели, исповедывались и причащались. Пятница сей недели, случившаяся 6–го числа марта, достопамятна была для всей нашей фамилии тем, что оной день кончил свою жизнь двоюродной мой брат и наиближайший сосед в деревне, Гаврила Матвеевич Болотов.

Мы, получив неожидаемое известие о сем 8–го числа, потужили и погоревали о сем молодом человеке. Бедняк сей погубил сам себя безмерною своею невоздержностию в питье. Он хотя издавна придерживался сей бедственной привычки, но во время жительства моего в деревне, сколько–нибудь опасаясь браня себе от меня, себя поудерживал; но до отлучке моей от дома вдался он уже слишком в сию пагубную страсть, которая, соединившись и с другою, толико же бедственною для молодых людей страстию, скоро так его здоровье расстроила, что он сделался наконец оттого очень болен. Тогда встренулся он, что сделал худо и перестал было уже совсем пить, но сие было уже поздно. Удар апоплексический поразил его и похитил из числа живущих на земле.

Ближний мой родственник сей, каков ни был и как много ни досаждал мне некогда своим глупым обычаем, но мне жаль было его чрезвычайно. Умер он холостой и в самое еще цветущее время своей жизни, и чрез рановременную его смерть уничтожилась вся надежда, какую я имел, что он со временем будет мне добрым соседом и сотоварищем в деревенской жизни; ибо прежнее его поведение, каково ни было, но все было лучше старшего его брата и подавало об нем лучшую надежду; но Промыслу Господню угодно было совсем не то произвесть. Он умер, не вкусив еще порядочно почти жизни, и мне очень было жаль, что тогдашняя отлучка и начинающаяся уже половодь не допустила меня отдать ему и последний долг и оросить гроб его моими искренними слезами.

Таким образом уменьшилась и другим членом вся наша небольшая фамилия и перевелся совсем старинный дом, в котором толико лет жил в уединении и воспитывал его покойный дядя мой, а его отец, Матвей Петрович. Он был у него любимый из сыновей, и, ах! мог ли он себе тогда воображать, что с сим его милым Гаврюшею воспоследует такое зло, и что вместе с ним погибнет и самое то место, где он жил и не останется из всего двора его ни малейшего следа. Покойник построил было себе изрядные хоромцы, но судьба не дала ему пожить в них и десяти лет, и как все имение его перешло в руки старшего его брата и опять соединилось воедино, то нынешний потомок их рода, и его родной племянник, владеющий сим имением, не только сломал его хоромы перевез их на свою усадьбу, но уничтожил и весь его двор; а впоследствии времени променял и все место, где он был, мне на епифанскую землю, и Промыслу Господню угодно было недумано–негадано одарить меня сим весьма нужным для меня местом, засаженным мною потом садом, доставляющим мне и поныне особенную пользу и удовольствие, и в котором, в напоминание ему, то место, где стояли его хоромы, и поныне называется «Гаврилиным ревиром».

Впрочем, во известие моим потомкам, замечу каков он был собою. Рост имел он нарочито высокий, собою сухощав и тонок, волосом белокур, курнос и несколько гнусил от самого младенчества, и потому не весьма хорош собою, да и в обращении с людьми не очень ловок и во многом отстал от людей обыкновенных. Характер его был от самой природы как–то не весьма хорош, а дурное, совсем небрежное воспитание, а потом и пагубная в тогдашнее время для молодых людей гвардейская служба повредила его еще больше, почему с сей стороны и не нажил он себе от посторонних доброго имени и похвалы, а по смерти и сожаления.

Впрочем, во все течение великого поста не произошло у нас ничего особливого. Мы занимались обыкновенными своими упражнениями и не видали почти, как пролетело сие время, и одни только пруды, по случаю открывшейся в продолжение оного половоди, наводили на меня заботу и опасение, чтоб их не прорвало; и могу сказать, что периоды времени сего всегда бывали для меня весьма критические и я всякой раз половодий сих как некакого страшного медведя боялся и с смущенным духом всегда смотрел на приближение полой воды, а не один раз и трудов имел при том превеликое множество.

Наконец настала у нас и Святая неделя, бывшая в сей год очень поздно и уже 19–го апреля; и как в сие время не имели мы уже снега и вскрылась уже весна, то провели мы ее нарочито весело, и более потому, что к обыкновенным нашим увеселениям могли мы приобщать и самые гулянья. Незадолго до наступления сих праздников получили мы себе нового компаниона. Бывший до того у нас казначей, г. Плотников, по какому–то случаю от нас отбыл и на место его приехал к нам новой, русской немец, по имени Иван Христофорович Добрас, с женою своею и детьми. И как он был человек очень доброй, хорошего характера и в обращении приятной и со всеми нами тотчас познакомился и сдружился, то мы сею переменою были весьма довольны и нашли в нем для общества нашего несравненно лучшего сочлена, нежели каков был прежний, г. Плотников.

Отпраздновавши праздник, принялся я, по случаю открывшейся уже тогда совершенной весны, за обыкновенные свои надворные упражнения и работы; ибо какое нехотение я в себе ни чувствовал к затеванию чего–нибудь вновь в волости, но по охоте своей к садам и по давнишней привычке заниматься ими, не столько для пользы, сколько для собственного своего удовольствия и увеселения, не мог никак сидеть и в это время беспрерывно в четырех стенах и заниматься своим пером и книгами. И как, но счастию, имел я подле двора своего собственной свой садик, то и употребил я в сию весну наиглавнейшее старание о распространении и украшении оного всякого рода затеями и безделушками, и во все вешние дни рылся и копался в оном, как крот: и садил, сеял и затевал в нем вновь то то, то другое, и делая его отчасу лучшим и прекраснейшим, доставлял и себе множество минут приятных и другим место для приятного гулянья.