Борис Климычев - Сибирский кавалер [сборник]

Дамы в первых рядах утирали слезы кружевными платочками. Мужчины пригорюнились. В этот момент протрубила труба, и на сцене и возле театральных дверей появились люди в масках с туго натянутыми луками. Звонкоголосый актер на сцене тоже положил стрелу на тетиву и сказал:

— Теперь сидите все смирно! Сейчас наши люди пойдут по рядам и будут собирать у вас подаяние для томских бедняков. И знайте, что мы стреляем из своих луков не хуже славного Робин Гуда. Если кто-нибудь вздумает сопротивляться, тотчас же будет убит. Такая вот опера, господа хорошие!

Двое в масках пошли по рядам. Купец Пырсиков выхватил из кармана пистоль, но тотчас же стрела пронзила его руку, пистоль брякнулся на пол. Кудрявый на сцене сказал:

— Предупреждаю! Я могу сбить яблоко с головы любого из вас с расстояния в полверсты. Так что, не рискуйте. Вместо яблока я могу выбить глаз, хоть левый, хоть правый, по вашему желанию. Лучше не двигайтесь, целее будете.

А два здоровяка обыскивали всех подряд. С дам сдирали кольца и сережки, у мужчин отбирали кошельки, перстни, цепи. Дошли до почтмейстера, и один из собирателей милостыни сказал:

— Ты что же это? Прошло столько времени, а ты новую золотую цепь еще не купил, да и часы купил какие-то дешевые, да и денег у тебя в кошельке негусто. Ну какой же ты почтмейстер? Смех один…

Стоявший на сцене витязь заметил, что Девильнев пылает негодованием и сжимает эфес шпаги. Витязь тихо сказал:

— Господин комендант! Поберегите свою жизнь! Вас обыскивать не станут, мы исчезаем! Финита ля комедиа!

И тотчас все лучники выпустили по стреле во все плошки и подсвечники. В полной темноте они вскочили на сцену и исчезли за занавесом вместе со своим предводителем. Девильнев воскликнул:

— Господа, все, кто имеет оружие, ко мне! На выход!

Выбежали во двор, зажгли факелы. Нигде, никого. Один пьяница, валявшийся не берегу, сказал:

— Вроде бы черные тройки куда-то помчались.

— Опять — черные тройки! — возмутился Девильнев. — Вот так опера! А где же Гамбуции?

Прошли за кулисы театра, там, среди картонных сундуков, декораций и веревок лежали прочно связанные Карло Гамбуцци, его жена Паулина, несколько загримированных актеров.

В оркестровой яме сидели перепуганные оркестранты. Девильнев ухватил за ворот дирижера:

— Ты кому аккомпанировал, скотина? Или ты в сговоре?

— Ваше… господин комендант! Я думал — так надо. Они же в гриме, в масках. Опера так и должна была начаться, монологом Робин Гуда. Вот у меня партитура, я играл то, что мне было велено господином режиссером…

— Пшел вон, дурак! — с досадой сказал комендант Девильнев.

После случая в театре, по приказу Девильнева, солдаты, казаки и тайные агенты прочесывали все подозрительные кварталы. Заглядывали в сараи и погреба. Искали в поле и в лесу. Прокалывали штыками и пиками стога сена. Но никаких следов наглых разбойников нигде не нашли. Были устроены назирки [30] Назирка — тайный наблюдательный пункт. на базарах, в кабаках и общественных банях. И все это пока что не давало эффекта.

Между тем на Томи прошел лед, Горемир и Еремей отправились в поход к Синему утесу. Они плыли против течения в долбленой лодке. На корме с веслом сидел Горемир, причем не столько греб, столько направлял лодку вверх по реке силой своего взгляда.

— Как ты это делаешь? — спрашивал Еремей. — И долго ли этому надобно учиться?

— Я с этим родился! Меня родной папенька боялся! — отвечал Горемир. — Силе взгляда не учатся, она дается от природы.

— От черта? — спросил Еремей.

— Сам ты черт! Садись тогда в корму и греби!

— Да пошутил я! — сказал Еремей. — Не обижайся. Раз у тебя взглядом получается, так ты сиди на корме. А я тебе песню спою:

— Здоров ты орать! — сказал Горемир. — Как раз казаков или солдат на наши головы накличешь! Сам же говорил, что они всюду теперь шастают. Ну, где твой утес? Вот эта скала?

— Она самая! Говорили знающие люди, что внутри сей скалы дыра сквозь всю нашу матушку-землю. И я там видел в пещере ящерицу размером со слона, которая стережет золото…

Вообще-то Еремей уже не мог понять, то ли он тогда видел ящера во сне, то ли наяву?

— Посмотрим! — сплюнул в великую реку Томь зеленой слюной дед Горемир. — Насчет дыр мы завсегда мастера!

Они вытащили свой обласок [31] Облас — остяцкая долбленая лодка. на берег, укрепили его колом, продетым в звено цепи. Взяли ломы, лопаты.

— Здесь копай! — топнул Еремей посреди груды разноцветных галечников. Поплевали на руки, принялись копать. Галька стала быстро оседать под ногами.

— Эй! Провалимся! — вскрикнул Еремей.

— Хрен с ним! — отозвался Горемир.

И они действительно провалились. Еще глаза не привыкли к полумраку подземелья, как неподалеку раздался не то грохот, не то рев.

— Ящерица! — испуганно воскликнул Еремей. — Золото стережет!

— А я вот ей, курве, сейчас покажу, я же мужик в силе! А я уже вижу, что она хучь и большая, а женского пола, самка. А как с женским полом управляться, мы знаем. Мы землю от океана до океана русскими людьми засеяли! И подземелья засеем, ежели потребуется.

Горемир кинулся в темноту навстречу шуму и грому. И то ли ящер со страшным ревом ударил своим гигантским хвостом, то ли внутри земли что-то отпало, но земля тряслась, гудела. Стало трудно дышать, рот и ноздри забило серой и каменной пылью.

«Вот тебе и колдун!» — подумал Еремей. Он долго скреб гальку руками, сбил в кровь пальцы, уже терял силы, когда увидел свет и голубизну реки. Позади него из утробы земли валил удушливый дым.

— Спасите! — завопил Еремей.

Рядом отозвался чей-то голос:

— Зараз спасем! Хватай его, братцы!

Это были казаки. Могучие мужики уверенно сидели на своих маленьких, но шустрых лошадках-монголках. На головах у них, несмотря на теплую погоду, были косматые папахи, в руках они держали длинные острые пики и арканы. Один из арканов тотчас обвился вокруг шеи Еремея.

Подъехал бравый сотник:

— Ну, что за налим попал в сети?

Один из казаков сказал:

— Это бугровщик, Ерема Жуков. Могилки старые потрошит.

Сотник почесал рукоятью ногайки за ухом.

— Бугровщик? Обыскать, золото отобрать и дать пятнадцать плетей, чтобы не бродил, где не надо, не тревожил прошлые века и года. Это грех — в чужие времена влезать.

Казаки обыскали Еремея, доложили сотнику:

— Золота при нем нет, видно, еще не успел накопать.