Станислав Вольский - Завоеватели

Но все эти любезности и разговоры не очень действовали на узника. Падре Вальверде был недоволен и писал в своем донесении в Рим: «Атагуальпа хитер и одержим бесом гордости. Он совсем не думает о спасении души и по наущению дьявола иногда задает мне такие вопросы, на которые я затрудняюсь ответить. Полагаю, что когда минует надобность в нем, сего закоренелого язычника придется сжечь на костре в назидание его подданным».

Если бы падре присутствовал при разговорах Атагуальпы с его родственниками и понимал их, он пришел бы в еще больший гнев.

— Я хорошо понял теперь белых людей, — говорил узник своей свите. — Это совсем не сыны Солнца, а просто колдуны, которых подземные боги научили разным хитрым проделкам. Они ездят по свету, чтобы достать побольше золота. Они творят свои утренние и вечерние заклинания, чтобы отнять разум и силу у своих врагов. Золотом у них можно купить все, Золотом же я куплю у них и свободу.

Как-то раз один из сановников, приехавших издалека, сообщил Атагуальпе неприятную новость: Гуаскар узнал о плене инки и собирается с помощью белых захватить трон. Если повелитель останется в заключении еще несколько месяцев, стрясется беда: пурпурная борла перейдет к его недостойному брату. И Атагуальпа решил: чужеземцам надо отдать все, чтобы только вырваться на волю, потом с помощью уцелевших армий, может быть, удастся раздавить белых и отнять у них награбленное. Но сейчас нельзя терять ни одного дня, ни одной минуты.

На следующий день утром он велел позвать к себе в спальню Пизарро и нескольких его приближенных и сказал:

— Если вы отпустите меня на свободу, я дам вам столько золота, что им можно будет покрыть весь пол этой комнаты.

Комната имела около четырех метров в ширину и около шести в длину. Испанцы недоверчиво переглянулись: им казалось невозможным, чтобы у одного человека было столько богатств. «Белые дьяволы хотят больше, — подумал Атагуальпа. — Ну что ж, дам им еще». Он встал, вытянул руку и провел по стене черту на девять футов (два и одна треть метра) от пола.

— Вот сколько дам! — повторил он.

Испанские военачальники чуть не рассмеялись ему в лицо, но Пизарро, много слышавший о богатствах столицы, поверил пленнику. На указанном Атагуальпой месте он начертил красную линию, позвал нотариуса и приказал писать акт. В акте было упомянуто, что указанное пространство должно быть заполнено не слитками, а золотыми вещами. Это значительно уменьшало вес добычи. Кроме того, Атагуальпа обещал наполнить серебром соседнюю, несколько меньшую комнату. Это тоже было занесено в акт.

В тот же день Атагуальпа разослал во все концы государства гонцов с приказом доставить в Кахамальку рее золото и серебро, какое имеется в храмах, дворцах и прочих общественных зданиях.

Приказ грозного владыки был исполнен. В Кахамальку стали приходить десятки носильщиков с драгоценным грузом на спинах. Начальники областей отбирали все, что можно, но жрецы храмов тайком вывозили сокровища и прятали их в укромных хранилищах.

Проходили недели за неделями, а до красной черты все еще оставалось далеко. Пизарро терял терпение. Беспокоился и Атагуальпа, опасавшийся козней брата.

Тревога Атагуальпы особенно усилилась, когда приближенные донесли, что. Гуаскар предложил испанцам вдвое больший выкуп с условием, чтобы они возвели его на престол. Оставшись наедине с одним из наиболее преданных ему сановников, Атагуальпа нахмурил брови и, нагнувшись к уху сановника, прошептал:

— Во сколько лун ты сумеешь добраться до крепости, где живет Гуаскар?

— Через полторы луны, повелитель.

— Так вот, через полторы луны ты будешь там, а еще через полторы луны ты вернешься сюда и доложишь мне, что отец Солнце призвал моего брата в свои небесные чертоги.

И опять носильщики носили золото, и опять ворчали испанские военачальники на медлительность властей, и опять зловеще сдвигались седые брови Пизарро. Медленно, дюйм за дюймом, подымалась золотая настилка спальни. Наконец прошло три луны — восемьдесят четыре дня, — и к Атагуальпе пришел гонец с известием, что Гуаскар удалился к праотцам. Атагуальпа со скорбным видом передал это известие Пизарро. Пизарро пристально посмотрел в бесстрастные глаза инки и, хотя и догадался, в чем дело, ничего не сказал: никаких прямых улик против Атагуальпы не было, да и вообще к инке невыгодно было приставать с расспросами, пока золото не дойдет до красной черты.

Пленник терял терпение. Золото прибывало медленно, скупо — оно падало мелкими каплями, словно полуиссохший горный ручеек в жаркую летнюю пору. Если так будет продолжаться и впредь, долго не наполнит оно вместилище. Для ускорения дела инка предложил испанцам отправить своих представителей в Куско и Пачакамак, где от щедрот благочестивых паломников накопились в течение столетий огромные богатства.

В Пачакамак Пизарро послал своего брата Эрнандо с небольшим отрядом, в Куско — трех других доверенных лиц. Инка снабдил их пропусками и через особых посланцев приказал начальникам провинций исполнять все приказания чужеземцев. А пока в Кахамальке Пизарро и его спутники ежедневно следили, как дюйм за дюймом подымается в бывшей спальне инки золотой слой, посланцы конквистадоров расставляли сети и вытаскивали улов.

Труднее всего пришлось Эрнандо Пизарро. Дорога в Пачакамак пролегала через высокие горные хребты, изобиловала пропастями, пересекалась глубокими ущельями, через которые были переброшены плетеные ивовые мосты. Несмотря на помощь туземцев, лишь с большим трудом удалось отряду благополучно добраться до цели путешествия — города Пачакамака с его двумя святынями: храмом Солнца и храмом создателя вселенной Виракоча.

Храм Виракоча славился по всей империи. Никто не мог сказать, когда он был выстроен. Задолго до прибытия инков в страну аймаров, задолго до того, как Солнце послало на землю двух своих детей просвещать людской род, эта каменная громада высилась тут, наводя благоговейный трепет на верующих. В главном святилище храма стояла неуклюжая деревянная статуя с уродливым лицом и растопыренными руками — статуя бога Виракоча, в незапамятные времена создавшего и небо, и землю, и воду, и зверей, и людей, и богов. Тысячами приходили сюда паломники и не щадили даров за те темные пророчества, которые вещал им устами жрецов скрытый в святилище идол. Никакой квипус не смог бы перечислить золотых и серебряных вещей, принесенных сюда богомольцами. При одной мысли о них у завоевателей кружилась голова, рябило в глазах и дрожали руки.

И вот наконец Эрнандо Пизарро поднимается на ступеньки древнего храма. Оттолкнув жрецов и переступив запретный порог, он стал переходить из зала в зал, с площадки на площадку. Все пусто. На оголенных стенах нет ни ковров, ни золотых украшений, ни драгоценностей с матовыми жемчужинами и темно-зеленый изумрудами. Только зеленовато-серые ящерицы, никем не тревожимые, ползают по камням покинутого святилища. Но, может быть, все сокровища собраны там, где стоит статуя индейского дьявола? Эрнандо Пизарро торопится, задевает мечом за узкие двери, нетерпеливо отшвыривает в сторону двух прислужников, которые, умоляюще сложив руки, загораживают ему дорогу. Он у самой цели. Прямо перед ним зияет черный вход в тот заветный покой, где в течение несчетных столетий жрецы открывали людям волю бога.