Станислав Вольский - Завоеватели

— Но неужели никогда не восстанет мой народ против белых колдунов? — негодующе восклицал Манко. — Неужели мне всю жизнь придется кланяться этому седобородому человеку и исполнять его приказы, как слуга исполняет приказы господина?

— Если Солнцу будет угодно и оно смилостивится над нами, ты прогонишь чужеземцев, мой повелитель.

— Я соберу армию, рассеянную по горам! — гневно восклицал юноша. — Я призову всех своих сородичей… Я истреблю пришельцев всех до одного…

— Подожди, мой повелитель, — перебивал его старик. — Выигрывает тот, кто умеет ждать. Белые сильны: у них неведомые звери, у них огневое оружие. Приглядывайся к ним хорошенько, изучи все их повадки, научись владеть их оружием и сражаться так же, как они, и тогда — Солнце принесет тебе победу. Таись от них, не выдавай себя. Пусть они ничего не знают о твоих намерениях, пусть они думают, что ты молодой глупец, которым можно играть, как мячиком. А когда придет время, ты прыгнешь на них, как ягуар, и разорвешь когтями их железные груди, и выгонишь людей в черных рясах, и станешь таким же могущественным, как твои предки.

Часто воодушевленные речи амауты прерывались криками. Мимо дворца проходили ватаги пьяных солдат, ломали чьи-то двери, кого-то били, кого-то пытали. Грезы о будущем сразу исчезали, и Манко ясно видел, как далеко избавление. Может быть, всемогущее Солнце когда-нибудь сжалится над своими детьми, но сейчас оно отвернулось от них и отдало их под власть чужеземцев. На челе Манко красовалась борла, но хозяином страны был не инка, а седобородый человек с лукавыми, острыми глазами. Раздавленная столица бессильно лежала под его тяжелой пятой.

— Когда же, когда? — шептал Манко.

— Жди, готовься, учись, — отвечал амаута. — После зимы всегда наступает лето, после ночи всегда занимается заря.

Вскоре после вступления в столицу Пизарро начал налаживать расшатавшуюся государственную жизнь. Нужно было показать всему народу, что у него теперь есть законный повелитель, которому подданные должны повиноваться так же слепо, как повиновались они его отцам. Пизарро приказал короновать нового властителя, обставив эту церемонию католическими обрядами и древними празднествами. Вместо главного жреца пурпурную борлу возложил на инку Пизарро. Испанский нотариус прочел акт, в котором Манко признавал себя слугой и вассалом короля и императора Карла V. Падре Вальверде отслужил торжественную обедню в храме Солнца, превращенном в собор. А вечером этого же дня было устроено пиршество, которым инки обычно отмечали свое вступление на престол. На одном конце стола сидели Пизарро со своими военачальниками и Манко со своей свитой, а на другом восседали в пышных одеждах мумии царственных предков, принесенные для этого случая из своих необитаемых дворцов. Многочисленные слуги прислуживали мертвым так же заботливо, как и живым: ставили перед ними блюда с жареным мясом, плоды, золотые чаши с игристой чичей. Участники пира поднимали в их честь пенящиеся кубки, народ веселился, плясал и пел. Все, казалось, было по-старому: такой же инка, такой же пышный двор, такие же песни, такая же радость. Звуки флейт и рожков заглушали пьяные выкрики солдат, пестрые плащи перуанцев заслоняли от глаз фигуру седобородого человека, спокойно и внимательно следившего за празднеством. А от него-то и зависело все.

Пизарро поспешил организовать управление городом по испанскому образцу: назначил городской совет с двумя алькальдами и восемью заседателями, которые должны были распределять дома и земли между новыми испанскими колонистами. На городской совет была возложена и охрана порядка, который, впрочем, не нарушал никто, кроме испанских солдат.

Благодаря заботам монахов, во множестве прибывавших с каждым кораблем, быстро уничтожались языческие храмы и на их месте руками туземных рабочих воздвигались соборы и церкви. Обиталища «дев Солнца» были превращены в женские монастыри. На глазах Манко столица его отцов меняла свой лик и из древнего перуанского города мало-помалу становилась испанским поселением.

Но не успел Пизарро наладить управление городом, не успели монахи окрестить всех жителей города и сжечь на кострах всех языческих жрецов, как возникли непредвиденные затруднения. В окрестностях Куско появились отряды одного из лучших полководцев Атагуальпы — Кискиса, двинувшего свою армию против чужеземцев. По рассказам туземцев, она насчитывала двадцать пять тысяч человек и, следовательно, представляла для завоевателей немалую опасность.

Если бы Кискиса поддерживали инка и население столицы, испанцы, удаленные от своих баз, были бы обречены на гибель, но внутренние раздоры между перуанцами помешали этому. Кискис и большинство солдат были уроженцами Квито — провинции, которая до сих пор не вполне еще слилась с империей и мечтала о возвращении былой самостоятельности. Победа Кискиса не сулила ничего хорошего ни жителям Куско, ни новому инке, врагу Атагуальпы и его сторонников. Поэтому, когда Пизарро отправил против перуанского полководца значительный отряд под предводительством Альмагро, к испанцам присоединился Манко со всеми своими войсками. После непродолжительной кампании Альмагро наголову разбил Кискиса и загнал его далеко в горы, где перуанский вождь погиб от руки собственных солдат, утомленных борьбой и отчаявшихся в успехе.

Пизарро потирал руки: все его враги погибали, один за другим. Атагуальпа казнен, Чалькучима сожжен, Кис-кис заколот и армия его разбрелась по всей стране. Манко послушно исполняет приказы испанцев и, по-видимому, тешится своей призрачной властью, как ребенок игрушкой. Но в одно из ясных перуанских утр запыленный гонец принес из Сан-Мигеля тревожное донесение: начальник города писал, что губернатор Гватемалы Педро де-Альварадо с крупными силами высадился на перуанском побережье и идет занимать Квито, в котором отряды Пизарро не успели еще побывать. У Пизарро появился соперник с той стороны, с которой он меньше всего его ожидал!

У, Пизарро хранилась королевская грамота, назначавшая его наместником новооткрытой страны, но, во-первых, в Новом Свете мало считались с королевскими грамотами, если только представлялась возможность их нарушить, а во-вторых, границы отведенной Пизарро территории были настолько неопределенны, что каждый смелый захватчик мог устанавливать их по-своему, особенно если у него, как у Педро Альварадо, были хорошие связи при королевском дворе. Педро Альварадо располагал большими средствами, стяжал себе воинскую славу во время походов Кортеса, обладал храбростью и опытностью. Этого было вполне достаточно, чтобы по-своему перекраивать географическую карту, еще никем не начерченную, и присваивать себе области, где не бывали еще европейцы. Если Альварадо успеет вовремя дойти до Квито, он там останется, и новая королевская грамота подтвердит права завоевателя.