Станислав Вольский - Завоеватели

С изумлением смотрели завоеватели на это огромное здание, окруженное множеством пристроек, где жили жрецы и их помощники. Широкий золотой фриз еще и сейчас украшал его стены. Он так прочно был вделан в гранитные глыбы, что, несмотря на самые строгие приказы побывавших в. Куско испанцев, его так и не удалось извлечь из массивных плит. Здесь ежедневно приносили жертвы: инки, одержавшие победу над врагом, знатные аристократы, у которых родился наследник, больные, просящие исцеления, родственники умерших, вымаливающие для покойников тихую райскую обитель и избавление от адских мук, — все несли сюда птиц и животных для заклания на алтаре и богатые дары храму. Здесь совершались торжественные моления, отмечающие начало сельскохозяйственных работ, а раз в год, после недели строгого поста, сюда стекались верующие, чтобы вслух исповедать свои грехи и испросить у Солнца прощение.

— Сколь хитры козни дьявола! — повторял падре Вальверде. — Враг рода человеческого нарочно сделал эту религию похожей на христианство, чтобы легче уловлять неопытные души.

Неподалеку от храма Солнца был расположен пышный дворец инки. Крыша его, как и крыша храма, была из соломы, выкрашенной в ярко-красный цвет. Других крыш, кроме соломенных и деревянных, в Перу не существовало, но так как на горных плато дождей выпадало очень мало, то и эта кровля оказывалась достаточно удобной и прочной. Во внутренних дворах дворца были разбиты сады, пестревшие яркими, пряно пахнущими тропическими цветами. Еще и сейчас кое-где остались любимые украшения перуанской знати — изображения животных, сделанные из золота или редких камней.

В садах были устроены водоемы и проложены каналы с проточной водой.

На самом высоком месте города, на одной из его окраин, подымалась крепость — большая гранитная башня, сложенная из тяжелых обтесанных глыб. Каждую из них приносили сюда десятки людей. Подступы к башне были окружены тремя каменными стенами. В случае осады защитой могла служить не только крепость: стены зданий, расположенных в центральном квартале, где жила аристократия, были настолько прочны, что за ними можно было отсиживаться целые месяцы.

Перуанская резьба по камню.

Сколько тысяч жителей умещалось в этом городе? Двести тысяч в главной его части и столько же на окраинах. Может быть, эти подсчеты были преувеличены, но что по размерам с Куско не могли сравниться ни Севилья, ни Вальядолида, ни Барселона, в этом испанцы не сомневались.

Отдохнув от похода, завоеватели принялись за работу. Падре Вальверде, сопровождаемый монахами и крещеными туземцами, обходил храм за храмом, сокрушал идолов и водружал на месте жертвенников каменные кресты. Солдаты и их начальники шарили по необитаемым дворцам покойных инков, забирались в святилища храмов, отламывали драгоценности от одежд царственных мумий, а частенько, несмотря на строгие запреты Пизарро, не брезговали и домами знати. Постепенно очередь дошла до могил, а потом и до отдельных лиц, которые прятали или могли спрятать серебро и золото. Подозреваемых пытали и иногда разузнавали местоположение тайников, собирая с них богатую жатву. Немало добычи было найдено и в государственных складах столицы, предназначенных для обслуживания придворной аристократии. Кроме предметов питания, в складах находили тонкие вигоневые материи, плащи и накидки из перьев, дорогие безделушки и женские туники из золотых бус.

Несмотря на ревностные поиски, добычи оказалось меньше, чем ожидали. Но и то, что нашли, удовлетворило бы самого жадного скрягу Старого Света. Секретарь Пизарро и присланный из Панамы казначей оценили общую стоимость награбленного в 580 тысяч золотых песо (около 15 миллионов рублей) и 215 тысяч марок серебра (около 2 миллионов рублей). Солдаты швыряли золото не считая. Предприимчивые торгаши, ухитрившиеся доставить в лагерь Пизарро испанские товары, продавали их по баснословным ценам: бутылка вина стоила, в переводе на современные деньги, 2400 рублей, меч — 4 тысячи рублей, пара башмаков — 1600 рублей, хорошая лошадь — до 50 тысяч рублей. Целые состояния пропивались и проигрывались в несколько часов.

С грустью смотрел молодой инка на это разграбление древней столицы. Но еще грустнее было ему видеть, как спокойно, безразлично принимал его народ новых повелителей. О сопротивлении никто не думал. Перуанцы низко кланялись белым людям, смиренно складывали на груди руки, когда солдаты били их и оскорбляли их жен, исполняли каждое приказание испанцев с такой же покорностью, с какой они раньше повиновались начальникам областей и городов. Только жрецы и длинноухие сородичи царственного дома ходили понурые и мрачные. Иногда, когда они смотрели на вооруженные испанские отряды, проходившие по улицам Куско, в глазах их вспыхивал недобрый огонек и губы шептали проклятия, но и они не противились насильникам, не защищали своих домов. А ведь в столице их было не меньше двух-трех тысяч!

По ночам, запершись в отведенном ему дворце, Манко проводил целые часы в беседах со старым амаутой, тем самым, которого спас от гибели Альмагро. Старику удалось вместе с внучкой добраться до столицы. Манко приблизил его к себе отчасти потому, что опытный и умный старик хорошо знал страну и, мог подать дельный совет; отчасти потому, что внучка его за полтора года превратилась в стройную, красивую девушку и вскружила голову молодому принцу. Пока Манко был только принц, по законам страны ему нельзя было жениться на «деве Солнца», но инке, «сыну Солнца», разрешалось жениться и на девушках, посвященных светлому богу. И как только Манко был провозглашен владыкой империи и прибыл в Куско, красавица Оэльо стала его женой. Теперь старый амаута был для него не только наставником, но и близким родственником. Иной раз всю ночь напролет излагал ему Манко свои планы и изливал свое горе.

— Скажи, амаута, почему так труслив мой народ? Почему перуанцы бегут от белых, как заяц от охотника?

Амаута объяснил:

— Еще твой пра-пра-прадед говорил: «Инка должен царствовать, его сородичи управлять, а народ повиноваться. Земледельцы и ремесленники ничего не должны изучать и ни о чем не должны думать — они должны только исполнять приказы». Раньше они слушались вас, теперь пришли белые, прогнали вас, и они слушаются их. Видал ли ты когда-нибудь, чтобы дикие козы выбирали себе вожака? Когда умирает или обламывает рога старый вожак, приходит другой, молодой, и они слушаются его так же, как слушались его отца или деда. То же и с нами, перуанцами. Солнце возложило на нас ярмо, и мы будем безропотно нести его.