Альберто Васкес-Фигероа - Силач

— Неплохая идея, — согласился хромой Кабрера, с аппетитом уминая вкуснейшую чечевицу, принесенную Хусто Камехо. — Слишком уж много ненависти скопилось на таком пятачке, а теперь сюда приехало столько новых людей, чтобы начать жизнь сначала.

— Говорят, будто бы донья Изабелла простила Колумба и позволила ему снарядить новую экспедицию в поисках северо-западного пути в Сипанго — при том условии, что ноги его не будет в Санто-Доминго.

— Но это же невозможно! — воскликнул Сьенфуэгос. — Кто сможет помешать ему войти в город, который он сам построил и где был вице-королем?

— Ну, положим, построил город не он, а его брат, — напомнил моряк. — Но сейчас это не имеет значения. Санто-Доминго — наш единственный оплот по эту сторону океана, и он всем, даже самим своим существованием обязан адмиралу, но, откровенно говоря, должен признать, что их величествам и впрямь лучше держать его отсюда подальше. У этого старого волка слишком склочный характер, и везде, где бы он ни появился, непременно возникают проблемы.

— Это будет прямо-таки сокрушительный удар по его самолюбию, — заявил канарец. — А я, видит Бог, в жизни не встречал более самолюбивого человека.

— Подумать только: запретить ему появляться на его же собственном острове! — повторил хромой, не веря своим ушам. — В своем собственном королевстве, черт побери! Вы знаете, было время, когда он утверждал, что собирается стать королем Гаити и даже короноваться?

— Все это бред! — запротестовал мастер Хуан де ла Коса. — Такой же бред, как те байки, что он якобы собирался продать остров генуэзцам. Уж я-то его хорошо знаю: как-никак, мы совершили вместе два первых плавания. И могу сказать, что он действительно отличный моряк, хотя, конечно, изрядный скряга и нос задирает сверх всякой меры, но я уверен, что он никогда не пошел бы на измену.

— А как отреагировал Овандо, когда обнаружил пустую крепость? — немного погодя спросил канарец.

— Насколько я понял, по этому поводу он не сказал ни слова. Хотя ему вряд ли понравилось, что над ним стали потешаться на всех углах еще до того, как он ступил на остров. Вот только боюсь, он этого так не оставит, а потому мне бы хотелось убраться отсюда подальше, прежде чем он разузнает, что именно я состряпал тот злополучный поддельный приказ.

— Ну, об этом знаем только мы трое, и я готов побиться об заклад на собственную жизнь, что никто из нас даже словечка не проронит.

— Я тоже так думаю, — с улыбкой ответил моряк. — И все же советую соблюдать осторожность. И прежде всего, донье Мариане как можно скорее следует покинуть Эспаньоолу.

— А вы знаете какой-нибудь остров, где мы могли бы основать колонию? — спросил Бонифасио Кабрера.

Человек, избороздивший вместе с Колумбом все неизведанное доселе Карибское море, глубоко задумался и в конце концов ответил:

— К югу от Кубы есть аж с десяток прекраснейших островов, их называют Сад королевы. Хотя Маргарита тоже поначалу была чудесным местом, пока ловцы жемчуга не превратили ее в огромный бордель.

— А Боринкен?

— Всем бы он хорош, да только слишком уж близко там острова каннибалов. Им ничего не стоит добраться до острова на больших пирогах.

— Не люблю каннибалов, — заявил Сьенфуэгос. — Просто волосы встают дыбом при одной мысли, что эти твари могут оказаться поблизости. Лучше поищем к югу от Кубы. Вы поплывете с нами?

Человек, начертивший первую в мире карту нового континента, покачал головой.

— Будь я на двадцать лет моложе, я бы согласился, — ответил он. — Нашел бы себе молодую жену, сильную и храбрую, и начал бы новую жизнь, взяв самое лучшее из того, что я впитал в Сантонье ребенком, и самое лучше из того, что узнал здесь, уже стариком. Но увы, для меня уже слишком поздно, и в глубине души я давно понял, что хотел бы остаться здесь, став свидетелем всех здешних чудес.

— Вы и в самом деле считаете это чудесами? — спросил хромой. — Вы считаете, что стоило пересечь океан, чтобы найти подобные места?

— Думаю, да, — честно признался тот после некоторых колебаний. — Скоро будет десять лет, как мы отплыли из порта Палос в неизвестность, которая превзошла самые смелые мои ожидания, — он выдернул волосок из ноздри, словно этот вульгарный жест мог помочь ему найти нужные слова, и добавил тем же мечтательным тоном: — Я только что закончил чертить первую карту новых берегов. Так вот, я считаю, что это целый континент, перекрывающий путь на запад, и должен признать, что открытие континента — грандиозное событие, какое случается лишь один раз в истории. Да, — заключил он, — теперь, спустя десять лет, я пришел к выводу, что мы свидетели и участники поистине невероятных событий.

— А какую роль во всем этом играет Колумб?

— Самую лучшую — и при этом самую скверную, — убежденно ответил картограф. — Да это и неудивительно, поскольку он — самый великий, и в то же время самый подлый человек на свете. А быть может, все дело в том, что у великих людей и подлость кажется огромной. Например, жадность обычного человека — это всего лишь жадность, но жадность великого человека становится отвратительнейшим из пороков.

— Так вы действительно считаете, что он станет ключевой фигурой в истории? — спросил козопас и, прежде чем тот успел ответить, продолжил: — В таком случае, вы сами тоже останетесь в истории — как первый картограф Нового Света.

— Кто будет помнить спустя века мои чертежи, к тому же наверняка пестрящие ошибками? — вздохнул де ла Коса. — Плавание под командованием такого взбалмошного капитана, как Колумб, собьет с толку любого картографа, поскольку он то и дело менял курс в поисках очередных путей к Сипанго, а моя работа требует неторопливого и методичного подхода.

— Как думаете, велик ли этот континент? — спросил Бонифасио Кабрера.

— Не знаю, — честно признался тот. — И возможно, мы так и умрем, никогда этого не узнав, а быть может, даже наши дети так этого и не узнают. Все эти годы мы видели лишь прибрежную зону — весьма небольшую, однако никто, кроме Сьенфуэгоса, не проникал вглубь страны дальше чем на тридцать лиг, — с этими словами он повернулся к канарцу. — Там и в самом деле есть такие высокие горы, о которых вы рассказывали?

— Да, конечно. Эти горы намного выше, чем Тейде. Они видны издалека нескончаемой чередой покрытых снегами вершин.

— А вы можете себе представить, какой высоты должны быть горы, чтобы в этих широтах их вершины были покрыты снегами? А какими должны быть реки, порожденные огромными массами льда? — он покачал головой, как будто сам не верил своим словам. — И куда они могут течь, эти реки? И какой протяженности они должны быть, сколько земель должны орошать? Страшно даже подумать!

— Один туземец с Маракайбо уверял меня, что почти год путешествовал к берегам «большой реки, что рождает моря» — так вот, он клялся, что река эта так широка, что с одного ее берега не видно другого, — заметил Сьенфуэгос. — Есть ли в Европе подобные реки?