Владимир Москалев - Нормандский гость

Не глядя на нее, герцог молчал. Молчали все. И не знали, что сказать. Один Гуго знал, но ему как раз и было тяжелее всех говорить с королевой-матерью.

И тут обстановку разрядил Роберт, стоящий рядом с отцом. Сделав шаг вперед, он громко сказал:

– Мы все вас любим, ваше величество, как любили вашего сына, и всегда будем помнить, что вы – мать последнего короля из династии, которого звали Людовиком. А если вам будет плохо, то приходите ко мне, я всегда помогу вам.

Эмма, улыбаясь, подошла к Роберту и погладила его по голове:

– Спасибо тебе, мой мальчик, ты хорошо сказал. Когда вырастешь, станешь королем, как твой отец.

И отошла. Вновь встала рядом с Вией.

– Так что вы ответите, герцог? Не бойтесь, говорите смело, среди нас нет врагов, а о моей участи так или иначе всем будет известно. Говорите прямо здесь – без кабинетов, банальностей, визитов, факелов, слуг и кресел.

– Что ж, коли вам так угодно, извольте, – ответил Гуго. – Желание ваше вполне объяснимо, я сам не терплю неопределенности, хотя, видит бог, как не хотелось бы мне ставить вам какие-либо условия. Однако разговор этот неизбежен, и я не вижу причин откладывать его. Какая, в самом деле, разница, произойдет он до помазания или после него, во дворце либо за его пределами? Никто не вправе не считать вас матерью последнего короля великой династии, оборвавшейся столь трагично, однако вы не можете оставаться в статусе королевы, ибо ею станет супруга избранного на ассамблее главы монархического государства. Отныне вас будут величать «мадам». Таков ваш титул. За вами сохраняются все ваши привилегии и родовые земли во Франции, Бургундии и Италии. Они будут приносить надежный доход, который даст вам возможность безбедно жить в этом королевском дворце на правах его хозяйки, имея собственный двор и необходимый штат прислуги. Ваше положение в обществе и титулы герцогини Италийской и принцессы Французского и Германского домов, несомненно, будут привлекать к вам внимание и, поскольку вы еще молоды, не исключается брачный союз. Что касается меня, то после коронации я отбываю в Париж, который намереваюсь сделать столицей Франции. Лан станет королевской резиденцией, а вы – хозяйкой города и этого дворца. Надеюсь, мадам, вас вполне устраивает такое решение монарха, который всегда чувствовал к вам истинно дружеское расположение и надеется его сохранить.

Эмме надлежало как-то ответить на эту речь: выразить восхищение или возмущение, либо просто явить согласие хотя бы кивком головы, но она лишь отвела взгляд в сторону и, не сводя глаз с темной полосы далекого санлисского леса, хорошо видной сквозь раскрытые дворцовые ворота, медленно, с ноткой обреченности в голосе, проговорила:

– Вот я и осталась одна.

– Но до коронации еще месяц, государыня! – воскликнул Ричард Нормандский, желая подбодрить Эмму. – И мы еще с вами, чёрт возьми! К тому же, как мне кажется, – он кивнул на Вию, – вы обзавелись хорошими друзьями, которые, уверен, не оставят вас.

– Вы правы, герцог, друзья – это единственное, что у меня остается, – Эмма с любовью поглядела на Вию и взяла ее за руку повыше локтя. – Правда, у меня их совсем немного, но эта девочка останется со мной, и это с лихвой окупит их недостаток. Если, конечно, – Эмма помедлила, – она не выразит желания уехать вместе с королем и всем двором в Париж. Что ты скажешь на это? – и она замерла в ожидании ответа.

Вия повернулась и с улыбкой прижала руку королевы к груди:

– Я не покину вас, мадам, знайте это, если, конечно, вам самой не захочется со мной расстаться. К тому же Лан для меня – родной город, и, хотя я не родилась тут, но здесь жили отец и мать и здесь мой дом.

– Я ожидала такого ответа, дитя мое, – одарила ее благодарным взглядом Эмма. Потом повернулась ко всем: – Но я вижу удивление на лицах присутствующих, похожее на то, какое было у них при известии о браке моего деверя Карла с неровней. Оно тотчас пройдет, едва эта девушка станет графиней; я дам ей этот титул.

У Вии задрожали губы. Затем увлажнились глаза. Не желая показывать волнения, она опустила голову.

– Ну вот, чёрт побери, – со своей обычной прямотой воскликнул Можер, – теперь ты, Вийка, будешь знатной особой и иметь вассалов! Чем не невеста? Скоро к тебе станут свататься графы!

Вия приподняла голову, исподлобья покосилась на него и внезапно рассмеялась.

– Скажите, Гуго, – обратилась Эмма к герцогу, – вы не обмолвились, назвав королевство по имени своего герцогства? Или вправду таково ваше решение?

– Именно, мадам, – кивнул Гуго. – Отныне наше государство станет называться Францией, так я решил. Именно под этим словом оно будет значиться в анналах истории, которые ведут наши монахи. Они дали мне прозвище Капет. Пусть так! Такою и станет новая династия. Сие неколебимо, непреложно и не подлежит ни отмене, ни изменению.

Помолчали. Солнце клонилось к закату. Поднялся легкий ветерок.

– Не мешало бы, чёрт возьми, отметить это событие за праздничным столом! – воскликнул Можер. – Да и то сказать, время позднее, мы изрядно проголодались. Что до меня, то, ей-богу, съем дюжину уток и выпью разом кувшин вина! Прав ли я, государь, – обратился он к Гуго, – или время еще не пришло?

– Пожалуй, и в самом деле ты прав, – улыбнулся Гуго. Потом перевел взгляд на Эмму. – Распорядитесь, мадам, ведь этот дворец ваш, вы в нем хозяйка.

– Я предоставляю это право вам, – мрачно ответила Эмма, – ибо ваши приказы, полагаю, ныне исполняться будут рьянее, нежели мои. Мы же вдвоем отправимся побродить по парку. Вечером так хорошо и свободно дышится, и запах молодой листвы столь упоителен и свеж…

– Как вам будет угодно, – с поклоном ответил Гуго, тонко уловивший намек Эммы на ее печальное настроение в связи с потерей сына.

Королеве-матери сдержанно поклонились и остальные. Ответив тем же, Эмма, взяв за руку Вию, легкой, величавой поступью направилась к парку.

Все четверо молча глядели им вслед.

– А все же она еще чертовски хороша, не правда ли, Гуго? – негромко обратился к герцогу Ричард. – Завидная партия для искателей богатых невест.

Тот, не сводя глаз с удалявшейся Эммы, лишь кивнул в ответ.

– Что скажешь, сынок? – повернулся Ричард к Можеру. – Думал ли увидеть такое? Девчонка под рукой королевы-матери! А говорил, будто она убийцу подсылала к ней!

– Сам ничего не пойму, – озадаченно пробормотал Можер. – Из фурии в одночасье превратилась в Венеру!

– Одиночество толкнуло ее на этот шаг, – рассудительно молвил Гуго, – и запоздалое сознание вины перед девушкой. Ведь та и в самом деле хотела уберечь Людовика. Одно скажу – читал у кого-то из древних: коли от ненависти внезапно переходят к любви, то лишь смерть способна разбить такую любовь.