Леонид Влодавец - Рыцарь Шато д’Ор

— А-а-а-а! — заорал фон Вальдбург, и меч его взметнулся вверх.

— А-а-а-а! — высоким голосом вторил ему Альберт.

Меч Иоганна метнулся вправо, сверкнув на солнце, словно молния, но меч Альберта пресек его полет, и вновь раздался звон стали Альберт отпрыгнул влево, и его меч, описав дугу, устремился на врага. Иоганн закрылся от удара щитом, на котором красовался герб Вальдбургов — серебряная ель на темно-зеленом фоне, увенчанная баронской шапкой. Меч Альберта глухо ударил в самый центр щита, оставив отметину поперек серебряной ели. Спустя секунду уже Альберту пришлось прикрывать голову — мощный удар меча обрушился на щит молодого Шато-д’Ора, заставив того пошатнуться.

— Вальдбург посильнее! — заметил кто-то из гостей, наблюдавших этот поединок с интересом, но вместе с тем несколько снисходительно.

— Верно, он сильнее, и руки у него подлиннее… А вот быстроты ему недостает. Стоит как пень…

— Ну и что из того? Шато-д’Ор выдохнется, если будет прыгать вокруг Иоганна, как петух…

Поединок продолжался уже больше минуты. Мечи сшибались все чаще и яростнее; из-под опущенных решетчатых забрал слышалось тяжелое дыхание бойцов, которых окутывало облако пыли. Подбадривая себя, соперники издавали хриплые вопли.

Альберт по-прежнему был подвижнее и атаковал с разных направлений. Все чаще меч его врага не успевал встретить удар, и лишь щит, весь уже побитый, спасал Иоганна.

Ульрих внимательно следил за боем. Симпатии его, как ни странно, делились между соперниками поровну. Выходку племянника Ульрих расценивал как излишнюю и неоправданную горячность. С другой стороны, Ульрих не мог опуститься до того, чтобы желать поражения своему возможному противнику. Рядом с Ульрихом стоял старый Жан Корнуайе. Судя по выражению его лица, он был доволен своим воспитанником.

— Ну что, старик? — спросил Ульрих. — Лихо дерется мой племянник?!

— Дерется лихо, — кивнул Корнуайе, — только потом плакать будет… Ты, Ульрих, растащи их, если что…

Между тем удары Альберта сыпались со всех сторон; теперь уже все чаще вмятины появлялись на груди и боках лат Вальдбурга. Уж кто-кто, а Ульрих-то знал, что каждая вмятина на латах означает добрый синяк или ссадину на теле. «Да, славный малый вырос у Гаспара! — подумал Ульрих. — Был бы отец жив, порадовался бы! И Клеменция молодец. Другая бы занежила дитятю, девчонку бы вырастила… А эта не побоялась, отдала Корнуайе… Вишь, как он долговязого хлещет! Только бы не зарвался!»

В ту же минуту, будто в подтверждение его мыслей, Альберт замешкался во время очередного наскока на противника: Иоганн воспользовался этим, и меч его, не встречая преграды, понесся на голову Альберта. Только чудо спасло юношу: он инстинктивно отшатнулся и чуть отклонился в сторону. Меч, просвистев в нескольких сантиметрах от шлема Альберта, врубился в его стальной нагрудник и рассек его верхнюю часть. Увидев кровь на мече Вальдбурга и латах Шато-д’Ора, гости зашумели. Ульрих услышал сдавленный крик Клеменции. Глянув на нее, он увидел мольбу в ее глазах — они словно говорили: «Останови их! Спаси его!» Ульрих рванулся к трубачу, но в ту же секунду рев толпы заставил его обернуться. Альберт, отшвырнув щит и ухватившись за рукоять меча обеими руками, с молниеносной быстротой и силой, которую до этого не выказывал, обрушил меч на голову врага. Закаленная сталь врубилась в шлем Иоганна. Толпа в ужасе ахнула. Многим показалось, что Альберт снес противнику голову. Однако Вальдбург не очень пострадал, хотя шлем его был разбит так, что верхушка отлетела в одну сторону, а забрало — в другую. Меч Альберта всего лишь изуродовал Вальдбургу левое ухо. Тем не менее удар этот оглушил противника, тот, выронив меч, грохнулся наземь. Дребезжание и лязг доспехов поверженного рыцаря потонули в радостных воплях приверженцев Шато-д’Ора и стенаниях сторонников Вальдбурга.

— Победа! — воскликнул Ульрих, указывая на Альберта.

Юноша вложил меч в ножны и снял шлем. Его потное лицо, все в грязных подтеках и облепленное слипшимися волосами, не выражало особой радости. Похоже, победитель был чем-то озабочен. Бросив шлем подбежавшему Андреасу, Альберт, пошатываясь от усталости, подошел к побежденному, около которого уже хлопотал лекарь.

— Скажи-ка, любезный, — взволнованным голосом проговорил Альберт, — как он там?

— Не извольте беспокоиться, ваша милость, удар был отменный! — заявил лекарь угодливо, полагая, что победителю будет приятно узнать, что противник ранен серьезно.

— И что же, он совсем безнадежен?

— Да нет, Бог милостив, — ухмыльнулся лекарь. — Я просто хотел сказать, ваша милость, что вы славно его проучили…

— Это не твое дело, болван! — оборвал его Альберт. — Я тебя спрашиваю, жить он будет?

— О Господи! — в испуге залепетал лекарь. — Да я разве сказал, что нет? Рану я промыл, череп целехонек… Красотой ему, правда, уже не хвастаться…

— Вот как? Это почему же? — улыбнулся Альберт.

— Вы, ваша милость, — ободренный этой улыбкой, лебезил лекарь, — изрядно ободрали ему кожу на голове да отсекли пол-уха, так что красавцем его уже не назовешь…

— А долго он пролежит?

— Да завтра уже придет в себя! — пообещал лекарь. — А то и сегодня к вечеру…

Альберт хотел еще что-то спросить, но тут к нему подошли Андреас и глухонемая бабка-ведунья, знавшая всякие лечебные травы.

— О нем позаботятся, ваша милость, — тихо сказал Андреас, тронув Альберта за плечо. — Идемте, осмотрим вашу рану!

— Позвольте мне перевязать вас, суженый мой! — послышался вкрадчивый голосок. К Альберту подбежала Агнес фон Майендорф.

— Прошу вас, баронесса, не беспокоиться! — сурово отстранил ее Андреас. — Это дело знахарки, а не благородной дамы. У вас для этого слишком красивые руки.

Отодвинув назойливую невесту в сторону, Андреас и Альберт в сопровождении старухи и Жана Корнуайе направились к бане. Туда же пошла и Клеменция. Вальдбурга перевязали и, усадив на коня, отправили домой — отлеживаться. Его сопровождали несколько слуг. Ульрих тоже вспомнил, что пора ехать.

— Не поздновато ли, ваша милость? — осторожно спросил Марко. — Ночью на Визенфурт дорожка не ахти…

— Ерунда! Поедем, — сказал Ульрих. — Собирайтесь живее!

Когда все наконец-то было готово, солнце уже заходило. Прощаться Ульриху пришлось недолго, так как Альберт был в бане, на перевязке, а Клеменция, судя по всему, отдавала распоряжения по хозяйству. Оставалась одна Альбертина, которая смущенно извинялась за отсутствие матери и брата и, хлопая пушистыми ресничками, помахала рукой вслед дядюшке и его спутникам.

— Черт побери! — сказал Ульрих, пожимая плечами. — Похоже, только теперь и начинаются настоящие приключения, а, молодцы?!