Поль Феваль - Горбун

Ориоль взглянул на Нивель, желая, чтобы она оценила его изобретательность, но «дочь Миссисипи» уже опять успела уснуть.

– Нет, он просто прелесть, этот маленький маркиз! – прошептала донья Круц.

– Который из них? – спросила Аврора, опять подходя к двери.

– Почему-то не видать горбуна, – вместо ответа произнесла гитана.

– Музыканты готовы? – пустив «петуха», осведомился Шаверни. Опять приложив глаз к скважине, Аврора пыталась отыскать своего мадридского поклонника, но в гостиной творилась такая суматоха, – никто ни секунды не находился на месте, – что ничего невозможно было разглядеть.

– Который же из них? – повторила Аврора.

– Тот, что самый пьяный, – ответила донья Круц.

– Оркестр готов! – вооружившись приборами и посудой, горланили новоявленные исполнители. Почти все, включая и дам, повскакивали с мест. Сидализа держала пустую сковородку, по которой Дебуа колотила половником. Поскольку дирижера не было, то каждый оркестрант принимался играть, когда и как ему вздумается, от чего в гостиной поднялся невообразимый шум. После очередной попытки призвать буянов к порядку Пейроль был обезврежен. Чтобы он больше не мешал, Навай и Жирон привязали его к вешалке.

– Кто же будет петь?

– Шаверни! Шаверни!

– Конечно Шаверни.

Нетвердо державшегося на ногах маленького маркиза, передавая из рук в руки, подтолкнули к самой двери. Наконец-то его узнав, Аврора инстинктивно отшатнулась от скважины.

– Ну, немножко перебрал, – поясняла подруге донья Круц, – ничего страшного. При дворе так принято. Все равно он просто душка!

Неуверенным жестом подвыпившего Шаверни призвал к тишине, после чего грохот посуды немного поутих.

– Милые барышни и господа, – начал он, – прежде всего мне хочется объяснить вам деликатность моего положения…

Раздались недовольные выкрики.

– Не надо никаких объяснений!

– Пой, или молчи!

– Мое положение… положение мое… в общем ничего… ничего особенного собой не представляет, хотя на первый взгляд может показаться…

– Долой Шаверни!

– Наказать его!

– Привязать его к вешалке рядом с Пейролем!

– Я хочу разъяснить мое положение всем, – с упорством пьяного продолжал маленький маркиз, – потому, что нравственные основы…

– К чертям нравственные основы!

– И жизненные обстоятельства…

– К чертям собачьим твои жизненные обстоятельства!

Сидализа, Дебуа и Флери окружили маркиза, будто три волчицы, нацелившиеся задрать молодого жеребца. За столом, со свистом посапывая, спала «дочь Миссисипи».

– Если не можешь петь, – воскликнул Навай, – продекламируй нам какие-нибудь стихи: что-нибудь эдакое трагически душещипательное!

– Не надо трагедий!

– Пусть поет! – опять запротестовали другие.

– Если споешь, – придумал новую уловку Носе, – мы тебе позволим нам объяснить всю деликатность твоего положения.

– Клянетесь? – мгновенно сделался серьезным Шаверни.

В ответ все поспешили принять позу Горациев из сцены клятвы:

– Клянемся! Клянемся!

– В таком случае позвольте мне объяснить вам мое положение вначале.

За дверью донья Круц хохотала до колик. Но господа в гостиной на сей раз разъярились не на шутку. Кто-то предложил обвязать щиколотки маленького маркиза толстой веревкой и свесить его вниз головой с балкона, чтоб немного проветрился. Как видно, в XVII веке подгулявшие аристократы умели шутить ничуть не слабее, чем в наши дни.

– Объяснение не займет много времени, – не унимался маленький маркиз. – В сущности, мое положение совершенство ясно. Не зная своей невесты, я не могу ее любить. А поскольку я вообще люблю женщин как таковых, то можно смело сказать, что предстоящий брак будет союзом по любви!

– Ты долго будешь испытывать наше терпение?

– Хватит трепаться!

– Пой, черт тебя подери! – заорала компания в двадцать глоток.

Шаверни взял из рук Таранна чистую тарелку и нож.

– Это стишки без особых претензий, так себе, – просто баловство пера одного молодого человека.

– Пой! Пой!

– Пой серенаду, жених!

– Постарайтесь запомнить припев.

Легонько касаясь ножом тарелки, маркиз исполнил короткую «инструментальную» увертюру, после чего задушевным баритоном запел:

Припев (2 раза):

– Не плохо! Не плохо! – одобрительно загудела аудитория.

– Верно подмечено, Шаверни!

– Припев все вместе! – предложил солист и хор подхватил:

– Кто-нибудь нальет вина в мой бокал? – опять очнулась Нивель.

– Как вам серенада, моя милая? – поспешно исполнив просьбу балерины, поинтересовался Ориоль. – Остроумно, не правда ли?

– Тупо до ужаса, – зевнув, ответила та и снисходительно прибавила, – как, впрочем, и все остальное.

– Браво, Шаверни!

– Браво! – оживилась публика.

– Да не бойся же ты, глупенькая, – прямо вся дрожишь! – донья Круц нашептывала бедняжке Авроре и обнимала ее покрепче, чтобы ободрить.

– Давай что-нибудь еще, Шаверни!

– У тебя прекрасно получается!

– Как жаль, что прошлой ночью ты не выступил на празднике мистера Лоу!

– В моем репертуаре нет ничего подходящего. Впрочем, разве вот это…

– Давай! Давай, Шаверни!

– Не робей! Мы за тебя!

– С радостью, но позвольте сначала два слова.

– Ты что, опять?

– Снова начнешь объяснять свое деликатное положение?

– Нисколько, нисколько, господа. На сей раз речь о другом. Нынче в Париже гостит русский царь. Мне удалось попасть на какую-то вечеринку, где был и он. От него я услышал один на редкость заводной русский мотивчик, на который потом придумал немудреный куплетик. Итак, музыка исконно русская, тема сугубо французская.

Перейдя на двудольный размер, Шаверни разухабисто отчеканил:

Едва прозвучал столь политически нелояльный текст, Пейроль так разволновался, что выскользнул из верхнего узла, рванулся вперед, позабыл, что ноги остались связанными, отчего растянулся ничком на паркете, свалив еще и стул.

– Господа а! Господа а! – не без труда освободив ноги от веревки и принимая опять вертикальное положение, простонал Пейроль. – Именем принца Гонзаго взываю к вашему рассудку!

Но его не слушали.

– Это не правда! – возмущались одни.

– Чистая правда! – возражали другие.

– У мистера Лоу в личных погребах собраны все сокровища Франции.