Поль Феваль - Горбун

– А вот и неправда! Сейчас я вам объясню деликатность моего положения…

– Не надо! Не надо!

– Надо! Надо! Говори, Шаверни! – раздались противоречие восклицания.

– Потрясающая блондинка! – Ориоль пытался поведать очередную любовную историю клевавшему носом Шуази. – Бегала за мной по пятам, как собачонка. Невозможно было от нее отделаться. При этом мне приходилось еще заботиться, чтобы нас ненароком не застигла моя вожделенная Нивель. Как, однако, Нивель меня «достает» своей неуемной ревностью! Не женщина, а тигрица какая-то!

– Хорошо! – воскликнул Шаверни. – Если вы мне не даете говорить, то скажите, по крайней мере, где донья Круц? Донья Круц! Хочу видеть донью Круц.

На сей раз, маленького маркиза поддержали все:

– Донья Круц! Донья Круц!

– Шаверни прав!

– Подать сюда донью Круц!

– Лучше бы вы называли ее мадемуазель де Невер, – наставительно заметил до того молчавший Пейроль. В ответ раздался хохот.

– Мадемуазель де Невер! Правильно!

– Мадемуазель де Невер!

Поднялся шум. Многие повскакивали с мест.

– Деликатность моего положения… – в который раз начал Шаверни.

Его опять никто не слушал. Мужчины бросились к дверям, через которые не так давно исчезла донья Круц.

– Ориоль! – властно позвала Нивель. – Подите немедленно сюда!

Пухленького откупщика долго уговаривать не понадобилось. Он с радостью повиновался требованию своей пассии. Ему лишь хотелось, чтобы все видели, как развиваются их отношения.

– Сядьте рядышком и расскажите какую-нибудь сказочку, мне что-то стал скучно.

Нивель указала на стул и, широко зевнув, приготовилась слушать.

– Однажды много лет назад… – начал Ориоль.

– Ну что, играла сегодня? – поинтересовалась Сидализа у Дебуа.

– Ох, лучше не спрашивай! Если бы не лакей Лафлер, мне пришлось бы продать мои бриллианты.

– При чем тут твой лакей?

– Вчера Лафлер сделался миллионером, а с сегодняшнего утра он мой покровитель.

– Вот как? Рада за тебя! Ты знаешь, помнится, я его как-то видела. Очень даже не дурен собой!

– Он купил по дешевке экипажи маркиза Бельгарда, того, что, скрываясь от кредиторов, покинул Париж.

– Да, да, я тоже что-то такое слышала. Говорят, будто он переехал в особняк виконта де Вильдьё, которого два месяца назад повесили.

– Стало быть, о нем говорят?

– Еще как! – подключилась к разговору мадам Флери. – В основном о его феноменальной рассеянности. Не далее, как сегодня я слышала, будто с утра, покидая «золотой дом», он вышел на улицу Кенкампуа, и вместо того, чтобы сесть вовнутрь, машинально взобрался на задний буфер.

– Донья Круц!

– Донья Круц! – скандировали мужчины.

Шаверни принялся ногой колотить в дверь, ведущую в будуар, где по его расчетам находилась прелестная испанка.

– Если вы сию же минуту не возвратитесь, – с веселой угрозой выкрикнул Шаверни, – то мы возьмем ваше убежище приступом!

– Да, да. Возьмем приступом! – поддержали остальные.

– Господа! Господа! Опомнитесь! Что вы делаете? – вмешался Пейроль.

Шаверни ухватил фактотума за утопавший в жабо воротник:

– Если не заткнешься, старый сыч, – то мы сделаем из тебя таран и пробьем твоим твердым лбом запертую дверь!

Но доньи Круц в верхнем будуаре не было. Она заперла его на ключ и спустилась по лестнице в нижний, где находилась ее спальня. Там на кушетке с покрасневшими от слез глазами сидела бедная Аврора. Пятнадцать часов находилась она здесь в заточении и, если бы не донья Круц, то уже, наверное, умерла бы от страха и тоски.

– Что нового? – едва слышно произнесла Аврора.

– Мсьё Гонзаго вызвали во дворец, – ответила донья Круц. – Ты напрасно боишься, бедная моя сестричка. Там в гостиной совсем не страшно. Если бы я не думала о том, как ты здесь страдаешь, то веселилась бы от души.

– Что там наверху происходит? Шум доносится даже сюда.

– Веселая пирушка. Смеются во все горло. Молодые аристократы блистательны, остроумны, обворожительны… Особенно один. Его зовут Шаверни.

Аврора провела ладонью по лбу, что-то припоминая.

– Шаверни… – повторила она за подругой.

– Совсем юный, красивый, как ангел; не боится ни Бога, ни черта. Но мне запретили чересчур им увлекаться, – сейчас же оговорилась донья Круц, – потому что он жених.

– А-а-а… – рассеянно протянула Аврора.

– Тебе не интересно узнать, чей?

– Нисколько. Какое мне до этого дело?

– Кому-кому, а уж тебе, – немалое. Ведь маркиз де Шаверни – твой жених!

Аврора не спеша подняла взгляд и грустно улыбнулась.

– Ты полагаешь, я шучу? – продолжала донья Круц.

Аврора пожала плечами.

– А о нем, о нем тебе ничего не известно? – взволнованно прошептала она. – Флора, милая сестрица, ну хоть что-нибудь?

На глаза Авроры опять навернулись слезы.

– Ничего, – со вздохом ответила донья Круц. – Решительно, ничего.

Голова Авроры поникла, и она уж в который раз расплакалась.

– Вчера, когда эти люди на нас напали, как они говорили: «Он убит. Лагардер убит!»

– Как раз в этом я не уверена, – заметила донья Круц. – Скорее уверена в обратном. Он жив.

– Почему ты так решила? – оживилась Аврора.

– По крайней мере, по двум причинам. Во-первых: те, что сейчас веселятся в гостиной наверху, по-прежнему его боятся. И во-вторых: эта женщина, которую вчера пытались выдать за мою мать…

– О-о, та самая, – его лютый враг, которую прошлой ночью я видела в Пале-Рояле.

– Наверное, она, – судя по твоему рассказу. Так слушай же. Во вторых: эта мадам продолжает его преследовать, – от злости ее так и колотит. Сегодня утром я была в золотом доме. Хотела пожаловаться Гонзаго на то, как какие-то люди вместо праздника отнесли мой портшез сюда. Но сейчас речь не о том. Так вот, там случайно я увидела эту женщину. Она провожала вдоль аллеи какого-то седовласого господина и в сильном волнении ему говорила: «Мне не остается ничего другого. Это мой долг и мое право. Мои глаза теперь открыты. От меня он не уйдет. Истекут обещанные двадцать четыре часа, и он будет схвачен. Схвачен, во что бы то ни стало. Если понадобится, я готова это сделать моей собственной рукой!»

– Ах! – воскликнула Аврора. – Конечно, это она. Я ее узнаю по ее злости. Понимаешь, мне уже не в первый раз приходит одна странная мысль…

– Какая мысль?

– Да нет, так, ничего. Наверное, я схожу с ума.

– Я тебе должна еще кое-что сказать, – после некоторого колебания промолвила донья Круц. – То, что сейчас услышишь, меня надоумил тебе сообщить мсьё Гонзаго. До сих пор он ко мне относился хорошо. Но последнее время я ему начинаю верить все меньше и меньше. А тебя, милая моя Аврора, люблю все больше и больше!

Донья Круц подсела к Авроре на кушетку и продолжала:

– Мсьё де Гонзаго, конечно же это сказал для того, чтобы я передала тебе.