Поль Феваль - Горбун

– Он прав!

– Он прав! – раздались голоса.

Каждый стремился использовать любую возможность избежать беды. Да. Похоже, в эту ночь в увеселительном особняке Гонзаго веселью было не место.

Гонзаго, конечно, не верил в то, что горбуну удастся полюбовно достичь у невесты успеха. Тем не менее, выходка горбуна с цветами дала принцу некоторое дополнительное время для размышлений, – а это было весьма важно.

– Разве я не прав, черт подери? – продолжал Эзоп II. – Я обещал вам преподать урок амурного поединка, не так ли? А вы пытаетесь действовать без меня и даже не даете мне слова сказать! Эта девушка мне нравится. Я хочу, чтобы она стала моей, и она моей будет!

– Бог в помощь! – поддержал Навай. – Ну-ка, приятель, блесни красноречием!

– Посмотрим, – прибавил кругленький Ориоль, изящно округляя фразу, – посмотрим, настолько ли ты силен в любовном поединке, насколько в искусстве пить вино.

– Мы будем беспристрастными судьями, – заключил Носе, – что ж приятель, в добрый час! Приступай! Мы смотрим и ждем!

Горбун поглядел на Аврору потом на столпившихся зрителей и зрительниц. Аврора, обессилившая после пережитого потрясения, стояла, прижавшись к донье Круц. Кокардас подставил ей кресло, и девушка в него опустилась.

– Похоже на сей раз Эзопу II не повезет! – пробормотал Носе.

Поскольку Гонзаго не улыбнулся, то и остальные хранили наводящий тоску серьез. Женщины смотрели на Аврору. Все, кроме Нивель, т. к. внимание той было поглощено горбуном.

– Я уверена, – шепнула она Сидализе, – что этот малютка настоящий Крез.

– Ваше сиятельство! – сказал горбун. – Позвольте к вам обратиться с просьбой. Я даже мысли не допускаю, что вам пришло на ум надо мной поглумиться, ибо разница между моим положением в свете и вашим слишком для этого велика. Если уж сказали: «Беги!», то не связывайте мне ноги. Первое условие успеха в таком деликатном деле, как любовь, это – уединенность. Какая девушка сможет поддаться обольщению, если на нее взирает тысяча любопытных глаз, в особенности женских? Согласитесь, – такое невозможно!

– Он прав! – опять поддержало горбуна большинство голосов.

– Толпа наблюдателей пугает не только невесту, – разъяснял Эзоп II, но отчасти и меня, потому, что между нежностью, интимным увещанием, чувственным магнетизмом, с одной стороны, и способной погубить плоды многих усилий насмешкой, с другой, – всего один шаг. Я холодею от ужаса в предчувствии того, что в самый важный момент, когда успех вот-вот уж должен быть достигнут, кто-нибудь из соглядатаев неосторожным замечанием все пустит насмарку.

Говоря о своих страхах, горбун, однако, держался отнюдь неробко, одна рука на бедре, вторая поправляет жабо, нос вызывающе задран к потолку. Если бы не угрюмая атмосфера, превалировавшая в эту ночь в малом особняке Гонзаго, то самоуверенная роль бахвала горбуна наверняка бы всех рассмешила. Впрочем, несколько бледных улыбок на лицах все же промелькнуло.

– Почему бы не исполнить его просьбу? – поинтересовался у принца Навай.

– Ориоль чем он, собственно просит? – в свой черед рассеянно осведомился погруженный в раздумья Гонзаго.

– Чтобы нас оставили ненадолго наедине, – мою невесту и меня, – пояснил горбун. – Мне понадобится пять минут, всего пять минут, чтобы сломить упорство этого очаровательного ребенка.

– Пять минут!

– Совсем ничего! – раздались восклицания.

– Не отказывайте ему в таком пустяке, ваша светлость!

Гонзаго молчал.

Горбун подошел к нему вплотную и очень тихо прошептал на ухо.

– Кроме ваших людей, монсиньор, здесь еще и дамы. Они на вас смотрят. Нерешительность вас выдает. Вы, не задумываясь, предали бы смерти любого, кто посмел бы вас выдать так, как сейчас выдаете себя сами.

– Благодарю, друг, – отозвался принц, изменившись в лице. – Ты опять прав. Нам с тобой придется посчитаться, причем по большому счету. Обещаю, что ты станешь важным синьором, прежде, чем умрешь. – И обращаясь к остальным: – Господа я сейчас думал обо всех вас. Этой ночью мы одержали очень важную победу. Скорее всего, завтра наши тревоги останутся позади. Однако сейчас нужно постараться не сесть на мель перед самой гаванью. Простите мою рассеянность, и пойдемте со мной.

Гонзаго заставил себя улыбнуться. Его улыбка многократным рикошетом отразились на всех физиономиях.

– Не будем уходить слишком далеко, – перешептывались дамы.

– Само собой. Я умру от любопытства, если не смогу хоть краюшком глаза подсматривать.

– На галерею, – предложил Носе. – Там двери со стеклами, – все будет видно. К тому же их вообще можно не закрывать.

– Давай, Иона, не робей!

– У тебя все козыри на руках!

– Тряхни стариной, Вакх, – покажи, на что способен!

– Превзойди самого себя!

– Даем тебе вместо пяти минут десять. Но уж ни одной больше! Будем следить по карманным часам!

– Ну что, господа, сделаем ставки? – предложил Ориоль.

В те времена пари заключались по любому поводу. Первое предложение было сделано Ориолем. Он предложил сто против одного против Эзопа II, он же Иона, он же Вакх. Проходя мимо Кокардаса и Паспуаля, Гонзаго у них спросил:

– Вы бы согласились за приличное вознаграждение уехать из Парижа в Испанию?

– Мы согласны исполнить все, что угодно будет приказать его светлости, – отчеканили оба молодца.

– Пока что, будьте поблизости, – бросил принц и смешался с толпой своих придворных.

Кокардас и Паспуаль за ним не пошли. Когда все покинули гостиную, горбун взглянул на дверь ближней галереи, за которой в три ряда выстроились любопытные.

– Прекрасно! – оживленно воскликнул он. – Просто замечательно! На таком расстоянии вы мне помешать не сможете. Советую не ставить слишком много против меня, и не забывайте поглядывать на часики… Ах ты, мать честная! Совсем из головы вон, – внезапно всполошился он и, сделав несколько шагов к галерее, озабоченно воскликнул. – Его высочество не ушел?

– Я здесь, – отозвался сверху Гонзаго. – Что там у тебя еще?

– Ваше высочество, вы не запамятовали пригласить нотариуса для подписания брачного контракта? – поинтересовался горбун.

Впервые за весь вечер в малом особняке Гонзаго раздался взрыв невымученного смеха. Словно наверстывая упущенное, мужчины и женщины хохотали до колик в боках.

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним, – огрызнулся горбун.

А Гонзаго, погасив улыбку, с некоторой усталостью разъяснил:

– Занимайся своим делом, приятель, и не о чем не беспокойся. В моей спальне дожидается королевский нотариус.

– Благодарю вас, ваша светлость. Вот это, я понимаю, предусмотрительность!

Поклонившись принцу, горбун вернулся к сидевшей на кресле Авроре. Из-за стенных часов появилась донья Круц, – когда все покидали залу, она за ними притаилась, не желая оставлять подругу одну. Она опасалась не горбуна, а лишь того, что он потребует и ее, донью Круц, тоже отправить на галерею. К ее удивлению этого не случилось. Впервые за вечер горбун ей мягко улыбнулся, будто старой знакомой, после чего опустился на колени перед креслом Авроры. Донья Круц стала поблизости.