Поль Феваль - Горбун

Гонзаго вместо того, чтобы наблюдать спектакль, вызвавший такой пристальный интерес у его приспешников, прогуливался в конце галереи под руку с фактотумом.

– Из Испании, – сказал Пейроль, – можно возвратиться.

– В Испании, равно как и в Париже, можно умереть, – отозвался Гонзаго и после короткого молчания прибавил: – Сегодня здесь, в этом доме возможность упущена. Женщины догадаются. Да и донья Круц проговорится.

– Шаверни… – начал Пейроль.

– Этот будет молчать, – перебил Гонзаго. – Пусть она выйдет из этого дома, получив свободу, полную свободу… до первого перекрестка.

Внезапно Пейроль слегка наклонился над парапетом и прислушался.

– Не поторопились ли мы отпустить стражу из сада и переулка, ваша светлость? – озабоченно произнес он.

– Это уже ни к чему. Разве тебе не достаточно ночного караула гвардейцев, – слышишь как топают? – успокоил его Гонзаго.

С улицы послышался звон оружия, но он тут же был заглушен гулом голосов собравшихся на галерее.

– Потрясающе!

– С ума сойти!

– Нет, это невозможно!

– Вы только посмотрите!

– Наверное, у меня галлюцинации. Интересно, что он ей там шепчет?

– Куда как трудно догадаться, – съязвила Нивель. – Наверняка рассказывает о голубых акциях, которых у него куры не клюют.

– Если мне не изменяет память, – оживился Навай, – то кто-то поставил сто против одного?

– Никто, – не моргнув глазом, отозвался Ориоль: – Всего пятьдесят. Впрочем, я готов уступить еще, – ставлю двадцать пять против Эзопа. Принимаешь?

– Да подожди ты. А-а-ах! Святые угодники! Это просто уму непостижимо!

Горбун стоял на коленях перед креслом Авроры. Донья Круц хотела вклиниться между ними, но горбун ее мягко отстранил, сказав:

– Не надо, прошу вас.

Он говорил очень тихо, но не шептал. Его голос разительно изменился, – вместо пронзительного трескучего тенора, к которому все привыкли, из его груди внезапно полился бархатистый баритон, певучий и глубокий. И этот голос произнес:

– Аврора!

Донья Круц стоявшая за спинкой кресла почувствовала, как вздрогнули плечи Авроры. Потом она услышала, как та пролепетала:

– Я сплю?

– Аврора! – повторил горбун, не поднимаясь с колен.

Девушка порывисто закрыла ладонями лицо. Между ее дрожавшими пальцами покатились слезы. Тем, кто сейчас с галереи наблюдали за доньей Круц, показалось, что, они присутствуют при некоем колдовском ритуале. Донья Круц стояла, словно изваяние, запрокинув голову с приоткрытым ртом и остановившимся взглядом.

– Клянусь небесами! – воскликнул Навай. – Тут магия!

– Тихо. Тихо. Посмотри, как она к нему склонилась, – будто ее притягивает какая-то непреодолимая сила!

– У горбуна, наверное, есть приворотный талисман.

Нивель тут же определила название этого талисмана. Она непоколебимо верила в сверхъестественную силу голубых акций. Наблюдатели на галерее заметили верно. Аврора действительно, будто помимо своей воли, подалась вперед на окликнувший ее по имени голос.

– Я сплю! Сплю! – сквозь всхлипывания повторяла она. – Так страшно. Ничего не понимаю. Это же невозможно!

– Аврора! – произнес горбун в третий раз.

Донья Круц что-то хотела сказать, но он знаком попросил ее молчать.

– Не поворачивай голову, – тихо продолжал он говорить с мадемуазель де Невер. Мы на краю пропасти, – один неверный жест, одно лишь движение, и мы погибли.

Донья Круц присела на корточки возле кресла. Ее ноги дрожали.

– Я бы отдал двадцать луидоров, лишь бы узнать, что он ей говорит, – воскликнул Навай.

– Черт побери! – сказал Ориоль. – Я начинаю думать… Послушайте, вы не заметили, он ей ничего не давал выпить? Может быть, любовный напиток?

– Ставлю сто пистолей за горбуна, – объявил Носе.

Горбун продолжал:

– Вы не спите, Аврора. Сердце вас не обмануло. Это я.

– Вы! – пробормотала девушка. – Боюсь открыть глаза. Флора, сестрица, посмотри ты!

Донья Круц поцеловала ее в лоб, и тихо, но уверенно шепнула:

– Он! Он!

Аврора раздвинула пальцы, открывая себе глаза; украдкой взглянула на стоявшего перед ней на коленях и наконец, узнала, узнала! Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди, но она неистовым усилием подавила подступавший к горлу радостный крик и осталась неподвижной.

– Эти люди, – продолжал горбун, слегка покосившись на галерею, – не верят в небеса, но зато верят в преисподнюю, а потому, чтобы их обмануть, достаточно перед ними разыграть зло. Подчиняйтесь мне, но не по велению сердца, любимая моя, а будто вами движет колдовство, порожденное по их понятиям некими демоническими силами. Двигайтесь, будто вас притягивает моя рука.

Он сделал несколько пассов перед лицом девушки, и та послушно к нему наклонилась.

– Она поддается! – воскликнул пораженный Навай.

– Поддается, – повторили приятели, а толстяк Ориоль во всю прыть бросился к Гонзаго.

– Вы пропускаете самое интересное, ваша светлость, – с трудом справляясь с дыханием, выпалил он. – На это стоит посмотреть, черт меня побери!

Гонзаго позволил себя подвести к раскрытой двери.

– Тс с. Не спугните! – промолвил кто-то, когда принц подошел. Ему уступили место. От удивления он онемел. Горбун продолжал делать свои магнетические пассы. Аврора, подчиненная и зачарованная, все больше наклонялась к нему. Горбун заметил верно. Те, кто не веруют в Бога, охотно поддаются разным суевериям, как правило, завезенным из Италии, верят в приворотное зелье, в сглаз, в наговор, в оккультизм, каббалу, в черную и белую магию. Просвещенный атеист Гонзаго пробормотал:

– Карамба! Да он же вылитый чародей!

Стоявший рядом брат Паспуаль осенил себя широким крестным знаменем, а Кокардас пробормотал:

– Видать, малыш где-то раздобыл жир повешенного! Как пить дать, раздобыл.

– Теперь медленно, очень медленно, протяни мне руку, – нашептывал горбун Авроре, – будто некая незримая сила тобой руководит помимо твоей воли.

Аврора отняла руку от лица и неловким движением, будто заводная кукла ее опустила. Если бы столпившиеся у дверей ближней галереи наблюдатели видели ее лучистую улыбку! Но сверху им были заметны лишь волнующая грудь да откинутая голова с волной густых каштановых волос. Впрочем, их вниманием теперь целиком владел горбун. Зрители начали его побаиваться.

– Пресвятая дева! – достаточно громко произнес Кокардас. – Она протянула ему руку!

Изумленные наблюдатели оживленно переговаривались.

– Он делает с ней все, что хочет!

– Просто, сущий демон!

Кокардас, повернувшись к напарнику, проговорил:

– Ни за что бы не поверил, если бы, не видел собственными глазами!

– А я хоть и вижу, все равно не верю, – настороженно проскрипел стоящий сзади принца Пейроль.