Поль Феваль - Горбун

– Может быть, как раз этим и объясняются все предосторожности, которыми я здесь окружена? – возразила Аврора. – Нельзя выходить на улицу, нельзя приближаться к окну…

Донья Круц внезапно расхохоталась:

– Да он просто тебя ревнует! Чего проще?

– О, Флора! – с упреком пробормотала Аврора.

Продолжая смеяться, Флора вскочила с кресла и, сделав по комнате несколько пируэтов, опять села. Затем перестав хохотать, лишь лукаво сверкая глазами, она сказала:

– Я стану принцессой не раньше, как через два часа, так что в последние мои вольные минутки давай покалякаем начистоту. Да, моя хорошая, твой укрыватель, твой мэтр Луи, твой Лагардер, твой странствующий рыцарь, твой король, твой Бог ревнует, ревнует, и черта с два, как говорят в Версале, я поверю, что тебя, миленькая это огорчает.

– Флора! Флора!

– Ревнует, ревнует, ревнует! – моя золотая, – Гонзаго здесь ни при чем. Не надо быть ни семи пядей во лбу ни обладать даром ясновидения, чтобы догадаться о том, что молодые поклонники уже проверяли прочность жалюзи на твоих окнах!

Аврора покраснела, как вишня, и опустила глаза. Флора поцеловала ее в лоб и ласково сказала:

– Видишь, как я все угадала, ты покраснела от гордости, за то, что он тебя ревнует. Ревнует, – значит любит. Послушай, скажи начистоту, от меня все равно не скроешь, – я же колдунья, скажи мне шепотом, если стесняешься в голос; вот мое ухо, ты его любишь?

– Почему же шепотом? – Аврора подняла голову.

– Тогда громко, если хочешь.

– Да. Я люблю его, и этого не стыжусь!

– Ну и прекрасно! В добрый час! Ты просто умница. Дай ка я тебя еще раз поцелую за твою прямоту.

Флора чмокнула ее в лоб и, приняв серьезный вид, как доктор, интересующийся симптомами болезни, осведомилась:

– Ты счастлива?

– Разумеется.

– Совершенно счастлива?

– Когда он дома, когда он рядом…

– Прекрасно! – заключила бывшая гитана. Затем, окинув взглядом комнату задумчиво изрекла: – Pobre dicha, dicha dulce!

Из этой испанской пословицы наши писателей водевилей произвели ставшую известной аксиому: «С милым и в шалаше рай». Осмотревшись, донья Круц сказала:

– Увы, дорогая, одной любовью не проживешь. Домик у вас, так себе, улица темная, мебель никудышная. Знаю что ты ответишь: «Без милого и дворец…»

– Нет. Могу тебе ответить совсем иначе, – перебила Аврора. – Если бы я захотела жить во дворце и об этом сказала ему, у меня был бы дворец.

– Неужели?

– Именно так.

– Он что, у тебя, такой богатый?

– Не знаю. Но за всю мою жизнь не было случая, чтобы я чего-то пожелала, и он бы не исполнил.

– Ты права, – сказала донья Круц, став очень серьезной. – Этот человек совсем не похож на других. В нем есть, что-то необыкновенное и даже сверхъестественное. Я, помню, ни перед кем не опускала глаза, только перед ним. Ты, наверное, знаешь, что в мире есть настоящие чародеи. Наверное, твой Лагардер – один из них, – Флора говорила с полной убежденностью.

– Какая чепуха! – улыбнулась Аврора.

– Это не чепуха. Знаю, что говорю! – гитана вдруг перешла на шепот. – Хочешь сама убедиться? Загадай какое-нибудь желание, и при этом думай об Анри.

Аврора рассмеялась. Донья Круц вместе с креслом пододвинулась поближе к подруге.

– Ну, пожалуйста, для меня, ведь тебе совсем нетрудно.

– Ты что, серьезно? – Аврора испытующе посмотрела на Флору. Донья Круц, приблизив рот к ее уху прошептала:

– Когда-то я очень влюбилась. До умопомрачения. И вот однажды он положил ладонь на мой лоб и медленно, будто заклинание произнес: «Флора, он никогда не сможет тебя полюбить», и я сразу выздоровела. Теперь видишь сама, что он волшебник.

– Кто же тот, кого ты полюбила? – побледнев спросила Аврора. – Кто он?

Ничего не ответив, донья Круц опустила голову на плечо подруги.

– Это он! – воскликнула Аврора в несказанном ужасе. – Конечно, он!

В глазах доньи Круц стояли слезы. Руки и плечи Авроры нервно подрагивали. Обе в эту минуту были прекрасны. Они словно поменялись характерами. Тихая грусть Авроры перекочевала к Флоре, обычно озорной и задорной. Аврора раскраснелась и дрожала от ревности:

– Ты – моя соперница, – прошептала она.

Донья Круц, преодолевая сопротивление Авроры, прижала ее к себе и, поцеловав в щеку, со спокойной убежденностью сказала:

– Он любит тебя, только тебя и никого другого любить не будет.

– А как же ты?

– Я же тебе сказала, что у меня все прошло, и теперь я без всякой зависти радуюсь вашему союзу. Твой Лагардер – действительно волшебник!

– Ты не шутишь? – Аврора испытующе посмотрела на Флору. Донья Круц прижала ладонь к сердцу.

– Нисколько. Предчувствия меня никогда не подводили. Вот увидишь, как вы с ним будете счастливы!

Аврора с благодарностью обняла свою старую подругу. Та прибавила:

– Но я хочу, чтобы ты сию же минуту получила подтверждение моим словам. Давай же, пожелай чего-нибудь. Не упремся, прошу тебя!

– Мне нечего желать.

– Как? У тебя нет никакого желания?

– Никакого.

Донья Круц подняла ее с кресла и почти силой подвела к окну. В ночной темноте хорошо был виден сияющий огнями Пале-Рояль. Между его колоннами беспокойным морем волновалась толпа нарядных женщин.

– Тебе не хочется попасть на бал к регенту? – искушала Аврора донья Круц.

– Мне, на бал? – пробормотала Аврора, чувствуя, как забилось ее сердце.

– Признайся честно, не криви душой, ведь хочется?

– Зачем же кривить?

– Прекрасно. Не отвечаешь, значит согласна. Итак: ты хочешь попасть на бал. Раз!

Она хлопнула в ладоши.

– Но ведь у меня ничего нет для выхода, – возразила Аврора, пытаясь представить всю нелепость заманчивой идеи Флоры, – ни платья, ни украшений.

– Два! – воскликнула донья Круц и хлопнула в ладоши во второй раз. – Ты желаешь иметь праздничный наряд и драгоценные украшения! Только не прекращай думать о нем. Без этого ничего не получиться.

С каждым мгновением лицо доньи Круц становилось серьезнее. Она верила в колдовство и, затевая очередной магический ритуал, всякий раз испытывала страх, которому противостояла романтика встречи со сверхъестественным. Причем, щекочущее ее сердце любопытство всегда оказывалось сильнее страха.

– Говори свое третье желание! – торжественно прошептала она.

– Послушай, но я совершенно не хочу на бал, – воскликнула Аврора. – Давай кончим эту игру!

– Как! – изумилась донья Круц. – Даже если будешь знать, что там встретишь его?

– Анри?

– Ну, конечно, кого же еще? Твоего Анри, ласкового, галантного, которому ты в праздничном наряде понравишься, как никогда прежде.

– Если так, – Аврора опустила глаза. – То я согласна.

– Три! – воскликнула гитана, в третий раз громко всплеснув руками, и тут же от неожиданности едва не упала в обморок. С шумом распахнулась входная дверь, и с улицы вбежал сияющий Беришон. С трудом переведя дыхание, он выпалил с порога: