Томас Костейн - Королевский казначей

— Наверное, это очень сложно, — заметил д'Арлей.

— Поэтому, сударь, я и отправился на Запад. Когда моим старым друзьям по торговле в Париже предлагают книгу, они говорят: «Какая жалость, если книгу придется продать тут за такую маленькую сумму». Они считают — и правильно, — что цены на Западе гораздо выше, и присылают книги мне. А уж я их продаю. Сударь, здесь цены в два раза выше, чем в Париже. И… — тут он заговорил шепотом, — я беру себе двадцать процентов вместо двух! Конечно, половина дохода отправляется в Париж моим товарищам.

Неожиданно книготорговец достал из-под прилавка письмо.

— Вы — сир д'Арлей?

— Да, а это — Жан де Виллаж.

— Я в этом не сомневаюсь. Господа, я вас давно жду. Меня зовут Пьер Дюпэн. Я уже боялся, что не смогу помочь тем людям, которые отдали мне это послание. — Он положил письмо перед д’Арлеем. — Я бы не советовал вам открывать письмо, пока вы не окажетесь в своей комнате — подальше от любопытных глаз.

Д’Арлей положил бумаги в карман куртки.

— Мы будем очень осторожны, — обещал он.

— Позвольте мне предложить, чтобы вы проходили мимо лавки хотя бы раз в день. Если у меня будет для вас известие, я вам улыбнусь и поздороваюсь с вами. Если новостей не будет, то я не стану обращать на вас внимание.

Д'Арлей и де Виллаж остановились в таверне, расположенной на темной боковой улочке, у них был свой номер. Там д'Арлей открыл письмо. Почерк, несомненно, принадлежал Жаку Керу.

«Мне здесь живется неплохо, но ничего не известно о том, что вообще происходит. Если вы получите эту записку, станет ясно, что мы сможем передавать друг другу весточки. Будьте очень осторожны, но напишите мне все новости, особенно все, что вам известно о Валери. Я ничего не знаю о девушке с тех пор, как нас арестовали в Бурже.

P.S. Открыть инструкцию номер шестнадцать».

Жан де Виллаж все инструкции отдал д’Арлею — тот зашил их в подкладку куртки. Инструкция номер шестнадцать содержала информацию о том, где можно достать золото. Друзья Кера должны были отправиться к отцу Этьену в кафедральный собор в Пуатье. «На него можно рассчитывать во всем», — гласила шестнадцатая инструкция.

Золото, полученное от священника, должно было выручить Кера из беды.

— До Пуатье десять лье, — сказал де Виллаж. — Если мы сейчас туда отправимся, то доберемся к ночи.

Старина Филипп принес поднос с едой, вполне подходящей для губернатора. Он был чрезвычайно доволен — тренированное ухо могло различить звяканье золотых у него в кармане.

— Сударь, — сказал он, ставя поднос на пол рядом с постелью, на которой лежал Кер, — у меня для вас хорошие новости.

Кер посмотрел на него:

— Это связано с мадемуазель Марэ?

— Да, сударь. Она теперь находится здесь.

Кер поднялся и крепко пожал руку надзирателю.

— Дружище, — воскликнул он, — мой старичок с седой бородкой! Как я рад это слышать! Ты получишь за это много денег. Когда ее сюда привезли?

Старина Филипп решил быть осторожным.

— Господин Кер, у меня нет точных сведений. Наверное, несколько дней назад.

— Как она себя чувствует? И какое у нее настроение? Как она содержится?

— Сударь, я ее не видел. Мне только сказали, что она почти ничего не ест — капельку пищи и глоток вина. Больше мне ничего не известно, сударь.

— Наверное, она больна? Может, ее так обижали, что она после этого не может есть?

— Девушка очень худая. Тощая и бледная.

— Она… — Кер никак не мог заставить себя задать самый важный и тяжелый для него вопрос, — ее пытали?

Старина Филипп отрицательно покачал головой:

— Сударь, мне сказали, что ее не трогали. Я считаю, что у нее нет аппетита, потому что она всего боится. Она постоянно задает всем один и тот же вопрос. Она не перестает его задавать.

— Какой вопрос?

— Кажется, она очень боится, что ее сожгут на костре. Ей кто-то сказал, что так казнят женщин, виновных в отравлении. Сударь, но она права. Их действительно так казнят. Эти мысли не дают ей спокойно жить. Она ни о чем больше не может говорить. Сударь, она очень боится смерти на костре.

Кер отвернулся. Он встал с постели и нетвердой походкой направился к окну, откуда был виден кусочек неба.

— Да, — мрачно сказал он, — меня это не удивляет. Бедное дитя! Неудивительно, что она постоянно думает об этом!

Когда Валери появилась в дверях, Кер решил, что она потеряла зрение. Она медленно продвигалась вперед и, казалось, не видела его.

Девушка была одета в тюремные одежды. Юбка волочилась по земле, рукава были очень грязными. В одежде было множество прорех. Клочья соломы висели на одежде, некоторые стебельки зацепились за волосы. Валери была очень худой, под глазами у нее залегли темные тени. Керу стало ясно, что девушка полностью потеряла надежду. «Как ужасно они обошлись с тобой, бедное дитя!» — подумал Кер.

Девушка стояла у двери, глядя в окно и прикрывая рукой глаза от непривычного света.

— Валери, — промолвил Кер.

Она быстро повернулась на звук его голоса. Удивление на ее лице быстро сменилось выражением радости. Валери подбежала к Керу, широко расставив руки.

— Они мне не сказали, что я увижу вас! — воскликнула девушка. — Я думала, что они меня переводят в другую камеру. Господин Кер, мне так хотелось вас увидеть и узнать, как у вас дела!

Ее глаза привыкли к свету, и Валери внимательно взглянула на Кера.

— Они хорошо к вам относились? — Она помолчала, а потом продолжила: — Сударь, а где Робин? Вы что-нибудь о нем слышали?

Кер медленно кивнул:

— Он здесь, в этом городе. Мне удается держать с ним связь.

— Сударь, вы не можете ему передать, что я его очень люблю и постоянно о нем думаю, даже если… меня обуревают самые страшные мысли.

— Конечно, я сразу же свяжусь с ним.

Кер положил руки девушке на плечи и с грустью оглядел ее.

— Вы не должны терять веры, — сказал он. — Все будет хорошо, и не сомневайтесь в этом, Валери.

Девушка опустила голову.

— Сударь, я потеряла всякую надежду. Сначала я была уверена, что вы найдете возможность помочь мне. Я ждала и каждый день думала, что вот сейчас откроется дверь и мне скажут, что я свободна. Этого не случилось, и мне пришлось примириться с правдой, что вы тоже сидите в тюрьме и ничего не можете для меня сделать. Я так давно потеряла надежду на счастливый исход. Не могу точно сказать, сколько это продолжалось, потому что я потеряла счет времени. Я очень долго находилась в темноте и могла отличить день от ночи, только когда они приносили мне поесть.

— Ты говоришь, что они держали тебя в камере без окна? Девушка медленно кивнула:

— Да, сударь. К этому сначала было трудно привыкнуть, но потом я смирилась. Можно привыкнуть к самым ужасным невзгодам, даже если вы слышите, как крысы шастают по полу, шлепаются на пол лягушки. — Девушка подняла глаза, и Кер увидел в них ужас. — Нет, сударь! Я не права. Не ко всему. Нельзя привыкнуть ждать чего-то, и ничего не слышать, и бояться прихода смерти в такой ужасной форме! — Она снова опустила глаза. — Сударь, я, наверное, жуткая трусиха!