Томас Костейн - Королевский казначей

Старина Филипп заглянул в камеру.

— Вы говорите слишком долго. Я дал вам для разговоров чересчур много времени. Мадемуазель, вам пора отправляться со мной.

Валери прикрыла лицо. Глаза ее стали красными, веки опухли, но девушка постаралась взять себя в руки.

— Простите, что я не смогла сдержаться, — сказала Валери. — Я на самом деле гораздо сильнее. Я… я постараюсь набраться сил и выбросить эти страхи из головы.

— Я знаю, что вы очень сильная девушка, — ответил ей Кер.

Каменная лестница в башню Мелюзин, где содержались Кер и Валери, похоже, вела в бесконечность. На темных стенах изредка попадались факелы, дававшие слабый свет. Поднимавшемуся по бесконечным ступенькам казалось, что он попадал из одного темного омута в другой. На каждой лестничной площадке имелись две двери. Одна из них имела высокий арочный вход и глазок, в который можно было заглянуть снаружи. В другой было небольшое зарешеченное отверстие, через которое мог проходить скудный свет и немного свежего воздуха. Вот у такой двери и остановился Старина Филипп на следующее утро. Он поставил ведро с горячей водой на пол и старался открыть дверь. Когда она со скрипом отворилась, на Филиппа пахнуло несвежим холодным воздухом.

— Мадемуазель, — крикнул он, держа над головой фонарь и пытаясь что-то разглядеть в темноте, — мадемуазель! Вам следует одеться и отправиться со мной! И побыстрее!

Он не услышал ответа и вошел в комнату. Поднял фонарь повыше… Почему она не отвечает? Может, девушка умерла? Казалось, вчера, когда он относил ей ужин, девушка была обычной. Но Старина Филипп по опыту знал, что в тюрьме иногда случаются странные и непонятные вещи и что узники могут лишить себя жизни самым необычным способом. Наконец он увидел голову Валери, высовывавшуюся из-под матраса. Валери очень мерзла, поэтому она разрезала матрас и забралась внутрь. К облегчению надзирателя, голова пошевелилась, и Валери с трудом выбралась и села на полу.

— Посмотрите, я принес воду. Вам следует привести себя в порядок, а потом отправиться в зал заседаний. Вода была обещана кому-то другому, — сообщил Старина Филипп. — Бедняге придется потерпеть до следующего раза.

Он принес с собой полотенце и даже — чудо из чудес! — крохотный кусочек твердого мыла. Старина Филипп дал девушке десять минут на мытье, за это время он должен обойти все камеры, расположенные на том этаже. Валери хватило этого времени. Когда надзиратель вернулся, девушка была готова.

Зал заседаний находился в крыле, которое все называли апартаментами королевы. Он был невелик, его украшало множество готических окон и красивая мебель. В центре стоял массивный стол, за ним восседал Гийом Гуффье. Он был в красной шапке и в полосатой красно-белой мантии судьи. Справа и слева от него сидели два человека точно в таком же одеянии.

— Валери Марэ, — сказал Гуффье, — вы представали передо мной дважды и оказались очень плохим свидетелем. Вам это прекрасно известно. Вы были упрямой, хитрой, и все, что вы мне говорили, оказалось ложью. — Он внимательно взглянул на девушку. — Вы не говорили ничего, кроме лжи. Это была умышленная ложь, направленная на то, чтобы скрыть страшное преступление, которое совершили вы и ваш сообщник. Сегодня мы должны услышать от вас одну только правду.

Казалось, он очень спешил начать допрос, вероятно, надеялся, что сможет вырвать у девушки признание.

— Если вы станете упрямиться, вам придется весьма худо!

— Сударь, я хочу быть хорошим свидетелем, — жалобно заявила Валери. Она смотрела на этого человека с ужасом, словно беззащитный зверек, попавший в капкан. — Я вам скажу правду и всегда пыталась говорить вам правду, сударь, только правду, ничего, кроме правды.

— Вы постоянно мне лгали!

Гуффье взглянул на сидящего поодаль писца, который чинил перо.

— Господин Херо, вы должны записывать все, что она станет говорить. Если она попытается нас запутать, мы должны ее подловить на лжи.

Спустя два часа дверь в зал заседаний отворилась и пожаловал сам губернатор. Он улыбался и кланялся Гуффье и его помощникам. Губернатор взглянул на Валери и поднял вверх брови, как бы пытаясь ее приветствовать. Август де Ленвэр был пожилым человеком с лицом, напоминавшим комическую маску. Кончики бровей у него загибались вверх, как у восточных идолов, нос напоминал пятачок. Он выглядел весьма добродушным человеком, это впечатление усиливали его большой округлый живот и толстые кривые ноги.

— Господин Гуффье, как у вас идут дела? — спросил де Ленвэр.

Гуффье нахмурился.

— Плохо, — пробормотал он. — Мы с ней ничего не можем поделать. Она — настоящий подзаборный дьявол и не изменяет своей истории.

Губернатор осторожно потер руки и взглянул на Валери с милой улыбкой.

— Я расстроен, — бормотал он, — я надеялся, господин Гуффье, что вы выжмете из нее правду так же быстро, как ростовщик выжимает деньги из карманов своего должника.

— Я ничего не могу с ней сделать, — заявил Гуффье. — Губернатор, я отдаю ее в ваши руки. Делайте с ней все, что считаете нужным.

— Я думаю, — заявил губернатор, — что нам придется… применить к ней другие методы.

Валери провела бессонную ночь, и слова губернатора постоянно звучали у нее в ушах. «Другие методы», — сказал он. Валери прекрасно понимала, что он имел в виду.

Девушка молилась, стоя на коленях, на краю своего грубого матраса и глядела в темноту комнаты.

— Боже! Ты знаешь, что я невиновна! — снова и снова повторяла она. — Помоги мне, и пусть меня не подвергают пыткам. Помоги мне, Боже! Пусть у них проснется совесть до того, как они потащат меня на муки. Если так не получится, Боже, взгляни на меня и дай мне силы и смелости пережить все это. Сделай так, чтобы я сопротивлялась им до конца! И чтобы мой язык не произнес лжи!

Она продолжала молиться, когда Старина Филипп принес ей завтрак. Он увидел, что девушка молится, и был доволен.

— Вот и хорошо, — сказал он, а потом добавил: — Я принес тебе хороший завтрак — яйца, мясо и теплый, только что из печки, хлеб. Посмотри, тут есть крепкое вино.

— Значит, я сейчас отправлюсь вниз? — дрожащим голосом спросила его Валери. — Именно поэтому… Потому что меня сейчас ждут страшные муки, ты решил, что мне нужен хороший завтрак и крепкое вино?

Долгие годы работы сделали Старину Филиппа равнодушным к чужим страданиям, но сейчас он чувствовал жалость к несчастной девушке. Надзиратель хорошо разбирался в людях и абсолютно не верил в виновность Валери. Вообще никто в тюрьме не верил в то, что Жак Кер мог отравить Агнес Сорель.

— Мадемуазель, мне известно только одно — вы должны отправиться со мной вниз. Там будет господин губернатор, а не господин Гуффье. Наверное, вам предстоит еще один допрос.