Томас Костейн - Высокие башни

Тон Филиппа не оставлял больше никаких сомнений.

— Я не желаю умереть подобным образом, — тотчас заявил де Марья и, ворча, сел на место.

— Итак, вот мой план, — начал освободитель. — Прежде всего вы дадите мадам денег, чтобы она могла возвратиться в Квебек. После этого я вас крепко свяжу, затолкаю вам в глотку кляп и проделаю то же самое с вашим слугой, который в данный момент крепко спит у дверей. Затем я провожу мадам де Марья к лодке, а после ее отплытия я вернусь и развяжу вас.

Начальник полиции в ярости сверкал глазами.

— Неужели тебе и твоим сообщникам не приходило в голову, что план несовершенен? В конце концов вам придется ответить за совершенные действия по всей строгости закона!

— Мне все равно.

— Неужели тебе не ясно, что я, уважаемый человек, занимающий важный пост, смогу заставить мадам вернуться, даже если ей удастся добраться до Квебека? Тебе неизвестно, что эта колония вскоре развалится, как карточный домик, едва лишь провалится идиотская затея Джона Ло? И тогда тебя не смогут защитить никакие ле Мойны! — де Марья чуть не задохнулся от злости. — Несчастный сельский дурачок, ты ничего не сможешь сделать! Послушайся моего совета и побыстрее уходи отсюда! И никогда больше не попадайся мне на глаза!

Филипп лишь тихо ответил:

— Несите побыстрее деньги для вашей жены!

— Ничего я не дам!

— Поднимайтесь! — Филипп поднял алебарду. — Руки за спину, повернитесь, я их свяжу. Шевелитесь! У нас мало времени. Мсье, хочу вам сказать вот что: я бы вас убил, но ведь потом вашу смерть и отъезд мадам де Марья свяжут воедино.

Не стоит доставлять ей лишних хлопот и страданий, даже если мне придется вас пощадить.

И тут вдруг где-то в задней части дома послышался крик Фелисите. Пронзительный, ужасный крик, он так же внезапно прекратился, как будто ей чем-то резко заткнули рот.

А за мгновение до этого Филиппу показалось, что он слышит легкий топот босых ног на улице. Решив, что это Буз-баш, он изменил позицию, встал так, чтобы видеть переднюю дверь и уберечься от внезапного нападенипя. Он все еще выжидал, как вдруг огромное до самой земли окно резко распахнулось и в оконном проеме показалась коричневая фигура и мелькнули разноцветные перья. Индеец!

Он бросился к Филиппу, но тот взмахнул алебардой и ударил налетчика по плечу. Коричневое тело дернулось от боли, раздался громкий вздох, и индеец рухнул на пол. В тот же миг лицо де Марьи исказилось от ужаса. Филипп резко обернулся только и воскликнул:

— Господи, помилуй нас!

Комнату уже заполнили индейцы. Да, его ждал страшный конец. Если ему повезет, он погибнет во время сражения, а если нет — возьмут в плен и будут с гордостью перевозить из одного лагеря в другой старухам и детишкам на забаву. Потом будет мученическая смерть на колу. Они уже взяли в плен Фелисите, и ей теперь придется быть их рабой на всю оставшуюся жизнь.

События разворачивались с ужасающей быстротой, скорее напоминая дурной сон или кошмар, чем действительность. Обычно северные племена индейцев начинали атаку с ужасающего военного клича, тут же все происходило молча, причем нападавшие индейцы действовали так быстро и слаженно, что сомнений не осталось — нападение было тщательно спланировано. И не успел Филипп оглянуться по сторонам, как его окружили злобные дикари. От их гортанных голосов у него закружилась голова. Филипп взмахнул алебардой, но нанести удар ему не удалось. Сзади на него уже навалилось чье-то тяжелое тело, и его горло сдавила железная рука. Он стал задыхаться и полностью лишился сил. Алебарду вырвали у него из рук, а его самого швырнули в угол. Филипп сильно ударился головой о стену и потерял сознание.

Сквозь густую пелену до него донесся голос белого человека, уверенный и насмешливый. «Неужели воображение сыграло с ним злую шутку перед лицом реальной опасности?» А таинственный голос, тем временем, пропел по-английский: «Разве ты обещала, что выйдешь замуж за меня?»

Затем раздался хохот, а дальше тишина…

Но он успел услышать и еще кое-что.

— Погодите, мсье! Наверное, это ошибка, вы не поняли приказа! Разве можно так шутить со смелым и умным начальником полиции?

Восходы в Луизиане всегда были великолепными. Солнце словно вырывалось из-за горизонта и окрашивало окрестности изумительными красками. Жан-Батист де Бьенвилль наблюдал эти восходы в течение двадцати лет, но никак не мог к ним привыкнуть, и теперь в который уже раз любовался мазками алого, лилового и розового, создававшими божественную картину на востоке. Он любовался восходом, осознавая, что, возможно, делает это в последний раз. Ведь впереди его поджидала опасность.

«Он может подловить меня на одном из своих хитрых приемов», — подумал вдруг губернатор. Его передернуло от отвращения, потому что ему не хотелось пасть бесславной смертью от рук подобного мерзавца.

Направляясь к вырубке, де Бьенвилль горько пожалел о том, что не составил завещания. Имущества у него почти не было, не считая акций семейства ле Мойн, которые, конечно, так или иначе отойдут к братьям, но его беспокоило и другое. В случае погибели ему хотелось быть похороненным рядом с Миссисипи, и ему стоило заранее позаботиться об этом вместо того, чтобы возиться с официальными документами.

Шагая к назначенному месту, де Бьенвиллю время от времени удавалось увидеть реку, плавно катившую свои воды к морю. Да, Миссисипи повелевала его жизнью, а он по-своему служил реке: основал в ее устье город и строил порт, чтобы со временем огромные суда бросали якорь прямо у залива, и тогда воплотились бы самые безумные мечты Джона Ло. Де Бьенвилль прекрасно понимал, что влюблен в Миссисипи.

Рядом с ним был Пьер де Бойтра, один из его офицеров. Он должен был выступить в роли его секунданта. Офицер шагал за ним и, казалось, с нетерпением ожидал дуэли.

— Парню просто повезло: проститься с жизнью в такое чудесное утро, об этом можно только мечтать! — бодро проговорил офицер.

— Он заявил, что является лучшим фехтовальщиком во Франции, — заметил губернатор.

Молодой офицер презрительно фыркнул.

— Хвастовство! Он так часто хвастается, что мне не верится! Ваше превосходительство, я искренне верю и надеюсь, что вы без особого труда расправитесь с храбрецом, который колотит собственную жену!

Приблизившись к расчищенной площадке, они увидели поодаль палатку и высунувшегося оттуда взволнованного Поликарпа Бонне. Было очень рано, но он был полностью одет и… больше никого здесь не было!

Офицер осмотрел и отметил место дуэли. И тут вдруг в первый раз ему почудилось дурное предзнаменование.

— Не исключена трагическая развязка. Если этот трус убьет нашего честного губернатора…