Джеймс Купер - Майлз Уоллингфорд

Как только английские корабли подошли на мушкетный выстрел к «Рассвету», «французы» — до одного из них было около полутора миль к востоку, а до другого полмили к югу — сделали поворот через фордевинд и повернулись носом к западу, то есть в нашу сторону. Поскольку они приближались к «англичанам», а не удалялись от них, те стали потравливать шкоты и галсы, готовясь к бою. Все шесть бом-брамселей и бом-кливер взвились как по мановению волшебного жезла, в следующее мгновение паруса подтянулись к реям и исчезли из виду. Затем реи упали вниз, и все летучие паруса на обоих кораблях исчезли подобно тому, как птица складывает крылья. Потом нижние прямые паруса надежно закрепили, но не убрали. К тому времени фрегат, идущий впереди, был уже в кабельтове от нас, лавируя так, чтобы держать должную дистанцию от нашего наветренного борта.

— Ей-богу, Майлз, — сказал Марбл, который, стоя рядом со мной, наблюдал за передвижением незнакомца, — тот второй фрегат не иначе как «Быстрый»! Я узнал его. Где еще увидишь такие клюзы! Потом, смотри, у него тридцать шесть пушек и белые койки. Второго такого в море не сыщешь.

Марбл не ошибся! Вне всякого сомнения, это был «Быстрый»; еще несколько минут — и лорд Харри Дермонд со своими офицерами обратят на нас свои взоры: расстояние между двумя фрегатами было меньше двух кабельтовых. Тем временем меня окликнул командир головного судна.

— Вы можете что-нибудь сказать о двух кораблях к югу от нас? — без всякого предисловия спросил он в свой рупор.

— Только то, что вы видите сами, сэр. Полагаю, это «французы», и вижу, что они преследуют вас.

— Ну да, преследуют! — воскликнул английский капитан, довольно громким голосом и довольно близко от нас, так что мы и без рупора могли слышать его. — Преследуют, так и есть! По местам… право руля… грот-марсель к ветру! Тянуть все…

Команды сыпались одна за другой почти без перерыва, громовым голосом, и тотчас исполнялись. Вследствие этого судно повернуло на другой галс прямо у нашего наветренного борта, да так близко, что можно было перебросить на его борт морской сухарь. Но он развернулся грациозно, почти не убавив хода, и опять пустился прочь, навстречу неприятелю.

— Теперь наша очередь поймать ветер в паруса и удирать отсюда, Майлз. На «Быстром» подумают, что с нами уже поговорили и все в порядке. Он ведь тоже будет разворачиваться вслед за конвойным кораблем и подойдет так близко, что даже слепой прочтет наше имя. Ну-ка, к брасам, поставить руль прямо, Наб.

Мы натянули паруса и положили руля под ветер, так что, когда «Быстрый» подошел, чтобы развернуться, оказавшись в том месте, которое мы только что покинули, между нами было уже с кабельтов! Нас наверняка узнали! Да и как иначе, ведь в самую обычную подзорную трубу самые слабые глаза могли бы прочесть наше имя, даже при отсутствии других опознавательных знаков. К тому же моряка не проведешь, он без труда узнает судно по своим, одному ему известным приметам.

Когда мы увидели подтверждение того, что нас узнали, на «Быстром» поставили стаксели. Реи на фок-мачте еще не развернули, и он замер, как будто раздумывая, уйти или остаться. На мостике стоял офицер, рассматривая нас в подзорную трубу, и, когда судно повернулось так, что мы исчезли из его поля зрения, он пересек палубу и снова появился на гакаборте. Это был младший лейтенант; я отчетливо видел его в свою подзорную трубу. Вскоре к нему подошли и другие, среди них был сам лорд Харри Дермонд. Мне даже показалось, что они узнали меня и что все трубы наведены на мое лицо. Настала минута напряженного ожидания. Корабли разделяло меньше четверти мили, и хотя «Рассвет» быстро увеличивал дистанцию, но, увалившись под ветер, оказался бы под прицелом бортовой артиллерии «Быстрого». Какие мысли мелькали в головах английских офицеров? «Где наша призовая команда? Не на „Рассвете“, иначе Сеннит наверняка связался бы со своим командиром, а если не на „Рассвете“, значит, в океане! Или их взяли в плен, держат внизу и нарочно не показывают? »

Я подумал, что мы опять пропали, но Провидение и на этот раз уберегло нас. Все это время головной английский фрегат и два «француза» стремительно приближались друг к другу. Через несколько минут должен был завязаться бой, а «Быстрый» не спешил догонять своего соотечественника. В этот критический момент один из французских кораблей дал залп, вызывая неприятеля на бой. Звук выстрела словно вывел «Быстрого» из оцепенения. Передние реи яростно развернулись, всех офицеров как ветром сдуло с гакаборта, устремились вниз фока— и гротаталсы, и все три брамселя взлетели к топам мачт. Ветер стал сильнее подгонять судно, оно легко заскользило по волнам и вскоре заняло свое надлежащее место в полукабельтове за кормой «Черного принца» (как я узнал позже, головной корабль назывался так). Могу прибавить, что французский флагманский корабль назывался «Желанная», а его конвойное судно — «Олень». Старшим офицером на французском корабле был месье Менневаль, а на английском — сэр Хотэм Уорд. Как звали другого французского капитана, я так и не узнал, а может быть, и узнал, но позабыл.

Я хотел было, спустившись под ветер, уйти как можно дальше от «Быстрого», дабы (если этого еще не случилось) на нем не узнали нас, тем паче не прочли наше имя на корме. Но спускаться так круто под ветер было вовсе не безопасно, когда прямо с наветренной стороны на расстоянии в половину мушкетного выстрела завязался морской бой. Едва милорд Харри Дермонд устремился за «Черным принцем», мы привели «Рассвет» к ветру, носом к западу, с тем чтобы как можно скорее выйти за предполагаемые пределы досягаемости огня.

Мы не ударили в грязь лицом и ушли с места боя на достаточной скорости. Пока наше судно удалялось, я мог наблюдать за корветом и люггером. Последний все еще шел впереди; короткими галсами ему удалось подойти с наветренной стороны к двум французским фрегатам. Там он в последний раз сменил галс, повернув на восток и взяв курс к берегу. Неотступно преследуя люггер, корвет стремительно настигал его.

Надеюсь, мне удастся представить читателю не застывшую, а живую панораму боя. Едва «Рассвет» отошел приблизительно на полторы мили от английских фрегатов — причем расстояние несколько увеличивалось по мере продвижения последних в сторону неприятеля, — мы опять обстенили марсели, ибо у меня возникло непреодолимое желание увидеть зрелище, которое должно было вскоре начаться. Возбуждение овладело всей нашей четверкой, Наб и Диоген так вперились вдаль, что было почти невозможно заставить их тянуть канаты. Я уже не говорю об управлении рулем — никто из нас не мог надолго отвести взгляд от сходящихся противников и заняться нашим судном.