Роже Мож - Дикари

— Точно, — подтвердил Сулла.

— Какие у нее мускулы! Она возбуждает! — Засунул в рот несколько миндалин и продолжил: — Все спрашиваю себя, в чьей постели она окажется после смерти Менезия...

— В моей! — спокойным, но утвердительным тоном сказал Сулла.

Тот расхохотался, даже затопал ногами по полу и повернулся к соседу, смеясь во все горло:

— Вот чудак-человек! И когда же?

— Сегодня вечером, — сказал Сулла. — Я специально для этого приехал из Рима.

Любитель миндаля, оценив чувство юмора своего соседа по трибуне, вновь рассмеялся. Сулла поправился, чтобы положить конец шуткам:

— То есть я постараюсь...

— То-то же, — сказал сосед. — Попытайся сначала! — И он, смеясь, сильно поддел локтем галла. — Попытка не пытка, что скажешь? — пошутил он. — Бери миндаль, подкрепись!

— А может, у нее есть кто-то среди этих силачей, в Субреате, и она не довольствовалась одним Менезием, — допустил Сулла.

Любитель миндаля, внезапно посерьезнев, отрицательно покачал головой.

— Здесь ты ошибаешься, — сказал он. — Она никогда не спала с гладиаторами. Во всяком случае, здесь.

— Откуда ты знаешь? — спросил Сулла.

Тот снова повернулся к своему собеседнику, как будто хотел теперь попытаться узнать, с кем он имеет дело.

— Ты ведь не здешний, а? Я никогда не видел тебя в цирке.

— Правильно. Я пришел сюда первый раз.

— А почему ты пришел?

— Из любопытства. Чтобы посмотреть на лошадей, колесницы и на нее...

Бесхитростный вид Суллы, его туника, прекрасно сшитая мастером, котурны [53] за пятьсот сестерциев внушили ему доверие, и он положил ладонь на руку галла.

— Послушай, ты хочешь выяснить, как я понимаю, не спит ли она с гладиатором или кем-то еще? Так вот, я владелец трех борделей в этом предместье, у меня девочки. Теперь, когда Менезий мертв, я могу тебе сказать: я поставлял ей девушек, да, когда она присылала мне табличку с подобной просьбой. Для себя она просила молоденькую девушку, не старше пятнадцати лет, и обязательно темненькую. Что вполне естественно для такой блондинки, как она! — Все это владелец лупанариев проговорил, продолжая следить за колесницей и возницей. Потом повернулся к собеседнику и сказал более доверительным тоном: — Девочки ее лизали, она тоже лизала их и получала от этого большое удовольствие... Они мне сами рассказывали. Она ни к одной из них не привязывалась, никогда не вызывала одних и тех же. А я конечно же выбирал для нее тех, кто это любил и хорошо делал. В том и состоит мое занятие, так? Но мужчины — ни-ни, — отрезал он. — Никогда! Поэтому в каком-то смысле Менезий не был рогоносцем... Как ты считаешь, — спросил он, — ведь не в счет, если твоя жена развлекается с девушкой? Разве можно в этом случае мужа назвать рогоносцем?

Он смотрел на Суллу вопросительно и, казалось, искренне был заинтересован его мнением. Сулла подумал, что он, должно быть, женат и жена его ложится в кровать со своими прислужницами.

— Нет, не в счет, — твердо ответил он.

— Да, интересно, как они это делают, — бросил человек в тоге с греческим орнаментом и снова локтем поддел мускулистую руку своего соседа, задорно смеясь.

— Точно! — согласился Сулла и через силу рассмеялся. Галл выждал немного, а потом спросил равнодушным голосом: — А как по-твоему, могла она отравить Менезия? Кажется, она отказалась пить то же вино, что и он...

Сосед скривился:

— Ну, вряд ли. Не в ее стиле. Конечно, она дрянная девка, но чтобы отравить кого-нибудь...

— Даже чтобы освободиться от Менезия?

Он снова покачал головой:

— Он выполнял все ее прихоти, просил прекратить выступления. Здесь все об этом знали. А знаешь, почему она все время выходит на арену? — продолжал он, глядя на Суллу.

— Нет, — отвечал тот.

— Да просто она это любит... У нее это в крови, а на остальное ей наплевать...

В этот момент за ареной, с улицы, послышались крики, и два черных всадника на черных лошадях галопом проскакали через вход: два великолепных негра в серебряных доспехах и касках, украшенных белыми страусовыми перьями. За ними бежали дети и зеваки. Всадники разъехались и уступили дорогу боевой колеснице, также запряженной четверкой, но эти лошади были совершенно черными и контрастировали с белоснежной упряжкой Металлы. Колесница из эбенового дерева была сплошь окована серебром; головы двух передних лошадей украшали такие же, как у всадников, страусовые перья, закрепленные на своеобразных серебряных касках, сквозь которые торчали лошадиные уши.

Колесницей управляла женщина, роскошная негритянка: прямой нос, толстые розовые губы. Фигура крупнее, чем у Металлы. Ее вызывающе торчащие груди были обнажены и раскрашены в два красных цветка, а соски их были сердцевинами.

— Великие боги! — вскричал сосед Суллы. — А вот и негритянка Лацертия. Она карфагенянка! Смотри! Смотри! — Хозяин притонов не скрывал своего восторга. — Ну и достанется ей от Металлы, когда начнутся настоящие игры! Она ее разделает, вот увидишь!

— Негритянка Лацертия? — удивился Сулла. Конечно же он был в курсе дела, но не хотел этого показать.

— Ее зовут Ашаика, карфагенская убийца. Лацертий нанял ее за огромную сумму, когда решил организовать игры. И тут он хотел взять верх над Менезием в борьбе за место трибуна... В Африке за пять лет она на играх убила всех, но здесь ей придется... — Владелец был крайне возбужден. — Впервые они встретились вместе, — заговорил он. — Ты пришел, и тебе сразу так повезло. Какой спектакль! На кого поставишь? — Он схватил Суллу за руку. — Вспомни, что я тебе сегодня говорил: победит Металла...

Негритянка, широко раскрыв глаза, спокойно рассматривала арену. Амфитеатр заполнялся людьми, бежавшими с улицы и желавшими видеть, как две женщины-убийцы вместе пустят галопом свои упряжки. Черная соперница была одета в блестящую серебряную каску. Верх ее венчало чучело хищной птицы с полуоткрытыми крыльями. Казалось, что она не замечала Металлу, прогуливая лошадей шагом по арене.

Металла с непроницаемым лицом наблюдала за ней. Она приостановила своих коней, с которых лился пот, и подождала, пока негритянка не приблизится к ней. Потом резко заговорила:

— Эй, негритянка! Это моя арена. Убирайся, или я вышвырну тебя...

— Какая женщина! — вскричал сосед Суллы. — Ничего не боится.

— У нее есть право не пускать ее? — спросил Сулла.

— Нет! Но ей это безразлично. Арена принадлежала Менезию, но ее арендовали многие экипажи, которые здесь готовились к выступлениям. Металла не имеет права приказывать.

— Так почему же она сейчас ее выгоняет? — продолжал расспрашивать Сулла, изображая из себя наивного приезжего.

— Потому что она настоящая девка, — сказал сосед с восхищением. — Потому что полна ненависти. И именно поэтому она всегда побеждает...