Карл Май - В балканских ущельях

— Нет, — ответил я и указал при этом себе на лоб. — След, по которому надо идти, здесь. Ты хорошо ориентируешься в Остромдже?

— Да, ведь это ближайший город от моей деревни.

— Там есть гора?

— И довольно высокая.

— И на ней развалины?

— Целый город.

— А что там было?

— Я точно не знаю. Болгары рассказывают, что раньше здесь у них было целое государство, и в этой крепости жили знаменитые на всю страну князья. Потом пришли враги, захватили город и все разрушили.

— Видимо, турки?

— Так полагают некоторые. Другие говорят, что то были греки.

— Нам все равно. На развалины легко подняться?

— Очень легко.

— Это не запрещено?

— О нет. Каждый волен, но немногие отваживаются.

— Почему же?

— Там живут злые духи.

— Ах, так! Стоит взглянуть на них.

— Эфенди, ты часом не рехнулся?

— Часом нет. Я давно мечтал посмотреть на духа поближе. Теперь я рад, что мечта моя скоро исполнится.

— Господин, давай не будем пробовать.

— Нет уж!

— Ты же знаешь, что днем духи не показываются.

— А я и не собираюсь искать их днем.

— О Аллах! Ты собрался взобраться на гору ночью?!

— Именно так.

— Но тогда ты никогда не вернешься. Духи убьют тебя.

— Мне интересно, как это им удастся.

— Не смеши людей, эфенди! Злые духи не станут спрашивать, знаешь ли ты Солнце, Луну, звезды и из какой знатной тарелки ты ел. Они просто свернут тебе лицо на спину, вот и все.

— Ого!

— Да, да!

— И что, бывали такие случаи?

— Еще сколько!

— Наверху, в развалинах?

— Поутру там находили людей, у которых лица оказывались на спине.

— И они еще были живы?

— Как ты можешь такое спрашивать? Когда лицо стоит на спине, шея сломана. Значит, они мертвы.

— Но ты же говорил о людях, а не о трупах. Этих людей знали?

— Нет, то были чужестранцы. Только однажды попался один из Остромджи. Новый хавас, он заявил, что не верит в духов. У него с собой были нож и пистолеты, и он в сумерках отправился на гору. На следующий день его нашли наверху, он лежал там, как и остальные. Лицо его было красно-синим, а язык вывалился далеко наружу.

— Давно это случилось?

— Еще двух лет не прошло. Я сам видел этого безрассудного полицейского.

— Когда тот был еще жив?

— Да, и после смерти тоже.

— Это меня радует. Опиши-ка мне еще раз его труп.

— Он выглядел ужасно.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Нет. Тело завернули в старый кафтан, когда спускали с горы. Я рано поехал в город за семенами табака и подоспел как раз вовремя.

— А как выглядела шея?

— Ужасно!

— Опиши. Раны на ней были?

— Нет. Но отчетливо видно было, как духи рвали его когтями.

— Эти когти проникали прямо в шею?

— Как ты можешь так думать? Духи не переносят вида крови. Они никогда не оставляют открытых ран, не протыкают кожу. Но следы когтей видны. От меня тело скрывали, но я разглядел. Остальные были такие же.

— Но как выглядели эти следы от когтей?

— Как длинные, тонкие, красные отпечатки. Сзади два, спереди — восемь.

— Я так и думал.

— Ты что, видел когда-нибудь того, кто погиб от духа?

— Нет. Духи моего отечества не убивают людей. Они весьма миролюбивы. Их три вида. Одних называют мученическими, других — духами красоты, а третьих — болтунами. Первый вид опасен, остальные — безвредны.

— Как хорошо жить в твоей стране, эфенди: там водятся такие хорошие духи. Наши — жестокие, очень злобные. Одному человеку свернули шею, потом убили. Прошу тебя, не ходи на ту гору, а то и тебя принесут оттуда трупом!

— Ну ладно, я подумаю.

— Нечего тут думать. Когда тебя спрашивают, что ты хочешь, жить или умереть, ты что, ответишь: умереть? Я бы выбрал первое.

— Я тоже, как и ты, выбираю первое.

— Правильно. Теперь мне тоже легко на сердце.

— Тогда давай не будем больше о развалинах. Скажи мне лучше, есть ли в Остромдже человек по имени Мюбарек?

— Есть.

— Ты его знаешь?

— Да.

— А я могу с ним повидаться?

— Если только он дома. Каждый вправе зайти к нему.

— А ты был у него?

— Носил ему деньги.

— За что?

— За его чудодейственные средства.

— А, так он хаким?

— Нет.

— Значит, аптекарь?

— Нет, он целитель.

— А что, разве целитель не знает лекарств?

— Почему, знает. Никто не может запретить ему лечить людей. Все вокруг любят Мюбарека. Где окажется беспомощным хаким или аптекарь, старик всегда поможет.

— А тебе он помогал?

— И мне, и моим близким, и даже скотине.

— Значит, он еще и ветеринар. Интересно.

— Сам он еще интереснее.

— Как это?

— Ему пятьсот лет.

— Позволь тебе не поверить.

— Но это действительно так!

— Все равно не верю.

— Смотри, не скажи ему об этом, иначе ты пропал!

— Что, о нем самом говорить с ним опасно?

— У него есть дух, который летает везде и слушает, что говорят о старике Мюбареке.

— Чудеса, да и только! А где этого духа можно увидеть, ты часом не знаешь?

— Он позади него. Большой такой ворон, черный, как ночь.

— А черной кошки там нет?

— Есть. А откуда ты про кошку знаешь?

— Я пока только предполагаю. Ты был там, где он готовит свои снадобья?

— Да, был. Откуда тебе известно, что есть такое помещение?

— Опять-таки всего лишь предполагаю. Ты видел там чучела птиц?

— Да.

— А змей?

— Да.

— Жерлянок в сосудах? Летучих мышей под самым потолком?

— Аллах-иль-Аллах! Да, да!

— Мертвые головы и кости?

С каждым новым моим вопросом восторг становился все сильнее.

— Господин, — не выдержал он наконец. — Ты знаешь Мюбарека!

— Нет.

— Но ты точно описал его жилище.

— Это потому, что я знавал других мюбареков.

— И у каждого был похожий дом?

— У многих. И многим было столько же лет, и даже больше.

— И после этого ты не веришь?

— Нет, не верю.

— Не могу понять.

— Этот человек долго живет у вас?

— Только шесть лет.

— А сколько лет злые духи водятся в развалинах?

— А, с давних пор.

— И все это время они сворачивают людям шеи?

— Это началось только несколько лет назад.

— А поточнее не скажешь? Мне это очень важно.

— Первым, кому свернули лицо назад, был грек. Он у меня за день до этого останавливался. На следующее утро он лежал мертвый в развалинах. С тех пор прошло пять или шесть лет.

— И столько же живет Мюбарек в Остромдже. Имеются у этого старого святого какие-то другие особенности?

— Нет вроде бы, ну разве что одна… он ничего никогда не ест и не пьет.

— Но тем не менее жив?

— Он говорит, что, хотя ничего не ест и не пьет, живет пятьсот лет. Аллах вообще не ест, и тем не менее вечен. У Мюбарека вообще нет зубов. И не было.

— Он их, видимо, потерял.

— О нет. Тому, кто его просит, он показывает рот. На деснах у него нет дырок — значит, не было ни одного зуба!