Алла Гореликова - Серебряный волк

Мы надвигаем поглубже капюшоны и, хлюпая грязью, идем прочь от столицы.

— Плохо, — замечает Серж, когда отходим отворот. — Запомнят они нас. Жди погони, Анже.

— Что же делать?

— Сворачивать с дороги, вот что. Хотя бы две-три деревни стороной обойти.

— Понимаю, — киваю я. — Чтобы решили, что мы нарочно с других ворот вышли… По другой дороге чтоб искали?

— Ну да.

Дождавшись, пока дорога вильнет, мы сворачиваем в лес. Дождь все идет, с деревьев сыплются крупные капли, и от высокой травы ноги промокают до колен.

— За мной держись, — командует Серж. — А то еще напорешься на корягу какую. Нет, повезло нам с дождем. Кто сейчас в лес пойдет?

И правда, две деревни мы обходим, не встретив ни души. Идти по лесу без тропы оказывается не так трудно, как я ожидал; пожалуй, по хорошей погоде я наслаждался бы такой прогулкой. Ближе к обеду Серж выуживает из мешка хлеб с сыром, говорит:

— Останавливаться не будем. Время…

Мы перекусываем на ходу и, не останавливаясь, запиваем слабеньким вином из Сержевой фляги. Перебираемся через ручей, обходим стороной заводь — там, несмотря на дождь, пасутся гуси; Серж все поглядывает на меня, наконец, спрашивает:

— Устал?

— Терпимо, — вздыхаю я.

Поздним вечером мы выбираемся к деревушке. Заходим на постоялый двор, подсаживаемся к огню. Вскоре к нам подходит хозяин.

— Далеко до Корварены? — спрашивает Серж.

— Коль пешком, так день, пожалуй… — Хозяин чешет ухо. — Кабы распогодилось. Эк зарядил… Вы, гляжу, вовсе вымокли.

— Комната найдется?

— Есть, как не быть, светлые отцы. Для таких-то гостей… Повечерять здесь изволите, аль в комнату подать?

— В комнату, пожалуй, — просит Серж. — И вот что… Понимаю, сын мой, что хлопотно, однако не найдешь ли чего сухого нам переодеть? Веришь ли, насквозь…

Через час, сухие и сытые, мы валимся на пахнущие свежим сеном матрасы. И я, прежде чем заснуть, снимаю с шеи шнурок с амулетом…

Серж ахает.

— Анже, ты с ума сошел! Свет Господень, да ты соображаешь, что наделал?!

— Представь себе, — огрызаюсь я. Пальцы привычно гладят серебряного волка… Я уже наполовину там. Там, где делает выбор Серега… где решается судьба короны Андрия. — Я сбежал от заговорщиков, которым нужен для успеха их плана. Все остальное по сравнению с этим — ерунда. Серж, не мешай. Я занят.

— Занят он, — бурчит Серж. — Дубина. Лопух. Теперь тебя объявят вором, и кричи о заговоре хоть на каждом перекрестке — кто поверит?!

А то б иначе поверили, мог бы возразить я. Много стоит слово послушника — против отца предстоятеля? Но я уже проваливаюсь… Вьется бурая лента Закатного тракта, срывается с неба редкий снег, играет тонконогий конь под спесивым всадником…

Бурая лента Закатного тракта — и сверкающая змея войска. Юрий во главе: король! Горячит золотого коня, будто на параде.

— А защиты-то на себя навешал, — ухмыляется стоящий рядом со мной гномий колдун. — От чар, от стрел, от пламени… ото льда…

— Лишь бы не от удара шпагой! — Я хлопаю ладонью по ножнам.

— Есть предел, — поясняет колдун. — Он, верно, совсем дурак… Куда с эдакой-то ношей!

Между тем войско Двенадцати Земель втягивается на землю Таргалы до последней телеги обоза.

— Пора, — выдыхает Карел. И мы выезжаем навстречу: король Таргалы, два гнома и я. Десяток гвардейцев и Васюра с отцом Лаврентием держатся пока позади: Карел упросил их не портить сцену.

Юрий взмахом руки останавливает войско, эффектно подбоченивается и ждет. Ишь ты… будто уже победил — и готов диктовать условия.

— Я слыхал, — посланник Подземелья насмешливо щурится, — что вы собрались за пару месяцев очистить Таргалу от нелюди?

— И начнем прямо сейчас, — выплевывает Юрий.

— Не торопись! — Карел криво улыбается. — Это наша страна. Тебя сюда не звали.

Юрий скалится… но ответить не успевает, хотя явно просится на язык нечто дерзко-ехидное.

— Оглянись, — предлагает гном. — Там есть на что полюбоваться.

Юрий чует неладное. Оборачивается, ругается… Вот только голос подводит, дрожит так явственно, что и гадать нечего — проняло, как следует проняло. Отборные воины, цвет отцовской гвардии, застыли статуями. Замерли в каменной неподвижности горячие кони. И только — темнее ночи, страшнее страха — мелкая черная пыль клубится, завивается змейками по тракту, оседает на побелевшие лица, на сверкающие богатые доспехи, на золотые и рыжие — в масть! — шкуры коней.

— Они живы… пока, — сообщает гном. — Все видят, все слышат. Думают. Боятся… о да, сильно боятся!

Юрий сглатывает. Сипит:

— Мы… уйдем. Сейчас же. Клянусь.

— Они — может быть, — зло ухмыляется Карел. — Но не ты. К тебе у меня счет. Моих родичей убили по твоему приказу. Такое не прощается. Даже меж королей… Хотя какой из тебя король!

Я посылаю коня вперед:

— У меня больше прав на него!

— Признаю, — кивает Карел.

— Ты будешь драться? — спрашиваю я.

Юрий мотает головой. Выдавливает:

— Я требую переговоров. Я готов… выкуп…

— Угу… — Я спрыгиваю с коня. — Рылом ты не вышел для переговоров. А выкуп… выкуп заплатишь, да. Достойный.

Я скидываю куртку. Стягиваю рубашку. И говорю, с удовольствием замечая, что Юркин взгляд застыл на моей груди, на Лекином амулете:

— Дерись, шакалье отродье. Или я просто убью тебя.

— Т-ты… — сипит Юрка.

— Они, голубчики…

Я не сразу понимаю, что вырывает меня из видения. Моргаю, прищуриваясь, приноравливаясь к собственным глазам… Стража. Обычная городская стража.

— Ого, какая цацка! — Из моих рук вырывают амулет.

— Дай сюда! Тебе за эту цацку репу снимут, понял? А ты, — это мне, — сдай добром, что у тебя еще есть.

Попались, значит… Я вытягиваю из-под ворота подаренную пресветлым реликвию. Нахожу взглядом Сержа. Далеко, лица не разобрать…

— Двинули, — командует стражник. — Да глядите, чтоб без штучек!

Нас ждет глухая, без окон, черная карета — в таких не обычных арестантов возят, а коронных злодеев да отступников на Святой Суд. Странно… точно знали — или на каждую дорогу, с каждым отрядом такую отрядили?

Закрывается дверь. Теперь открыть — только снаружи.

— Поспи, — советует Серж. — Ты устал, а силы понадобятся.

И то верно, думаю я. И, диво, впрямь засыпаю…

— Что ж, Анже… о многом надобно нам поговорить.

Свет из высоких окон бьет в глаза, и приходится щуриться, чтобы рассмотреть сидящих на возвышении, за глухим темным столом судей. Они облиты светом, они — символ, не люди… Впрочем, пресветлого я узнаю по голосу. Наш отец предстоятель в центре, по бокам — двое в ослепительно белых рясах; лиц их мне не разглядеть, и они кажутся настолько похожими, что я — про себя — нарекаю их Левым и Правым. Святой Суд. На столе пред судьями — Серегин серебряный волк и подаренная мне пресветлым реликвия.